Но я не мог принять, что он знал: я не был тем человеком, которым так старательно пытаюсь казаться. За обладание этими знаниями не могло быть никакого прощения.
Мне не нужно было заряжаться собственным негативом. У меня были сочувствующие и советники. Кто-то из этих ребят не любил Артура, но многие из них просто хотели побывать на битве в качестве зрителей. Они вели со мной бесконечные приободряющие беседы, давали наставления и демонстрировали непобедимые комбинации, которые сами же и разработали. Дуайт был в своей стихии. Он прибрал подсобку, чтобы там можно было тренироваться, и снова стал со мной заниматься. Ему хотелось, чтобы я навалял Артуру. Мне нужна была стратегия. Дуайт хотел знать, как Артур размахивается.
– Тяжело, – сказал я ему.
– Да, но как?
У нас с Артуром не было настоящей драки с того дня на дороге четыре года назад, но мы делали спарринги на уроках физкультуры, и я видел, как он дерется с другими мальчиками.
– Что-то типа того, – сказал я, двигая руками так, как это делал Артур.
– Значит, он ветряная мельница, – сказал Дуайт.
– Он делает это значительно быстрее, чем я показал, – сказал я, – и намного сильнее.
– Не важно, с какой силой он делает это. Если он ветряная мельница, он твой. Он попался.
Дуайт сказал, что все, что мне нужно сделать, это отклониться в сторону, когда Артур подойдет ко мне, затем ударить снизу в челюсть. Это было очень просто: отойти и в челюсть.
Проявляя особое терпение, почти нежность, которую он припас для инструктажа по бою, Дуайт тренировал со мной это движение несколько раз. Я выучил, но верил в него не больше, чем в движения, которые мне показывали другие советчики. Я не думал, что у меня есть хоть маленький чертов шанс против Артура, пока я не выброшу стратегию из головы и не стану совершенно неистовым, каким, несомненно, будет он.
Каждая битва состояла из трех одноминутных раундов. Все бойцы ждали вместе в раздевалке, пока мистер Митчелл не вызывал их. Раздевалка была плохо освещена. Мы не разговаривали. За исключением реальных громил, мы выглядели такими субтильными в этих гигантских перчатках и огромного размера раздувающихся шортах. Несколько парней лежали на лавках, прикрыв глаза руками. Остальные сидели, ссутулившись, с перчатками на коленках и пялились в пол, слушая шум, доносящийся из спортзала.
Рев был постоянным, почти механическим, за исключением брейков между раундами и особенно жестоких эпизодов. В эти моменты рев возрастал до предела и становился почти осязаемым. Мы поднимали головы, затем опускали их, когда звук убывал. Каждые пять минут или около того дверь с размахом открывалась и еще двое мальчиков выходили из раздевалки, минуя вспотевшие задыхающиеся развалины, чья битва только что закончилась.