– Видишь, – сказал я, – здесь полно места.
Мать наблюдала, сложив руки на груди, ее губы были плотно сжаты. Она снова повернулась к окну.
– Хорошо, оставь, – сказала она. – Если уж она так много значит для тебя.
Лил дождь, когда подъехало наше такси. Водитель посигналил, и мать с трудом потащила один из чемоданов вниз по лестнице. Таксист увидел ее и вышел помочь, большой мужчина в модной западной рубашке, которая промокла от моросящего дождя. Он вернулся за двумя оставшимися чемоданами, пока мы ждали в машине. Мать подтрунивала над тем, как он промок, а он отшучивался в ответ, непрестанно глядя в зеркало заднего вида, как будто хотел удостовериться, что она все еще там. Подъехав к станции Грейхаунд, шофер остановился, все еще пошучивая, и начал осаждать мою мать вопросами низким торопливым голосом, и когда я вышел из такси, он захлопнул за мной дверь, оставшись с матерью наедине внутри. Сквозь дождь, стекающий ручьями по стеклу, я мог видеть, что он что-то говорит, говорит, а моя мать улыбается и трясет его руку. Затем они оба вышли на улицу, и он достал наши сумки из багажника.
– Ты уверена сейчас? – спросил он у нее.
Она кивнула.
Когда она попыталась заплатить, он сказал, что ее деньги некстати, особенно для него. Но она протянула их снова, и со второго раза он их взял.
Мать разразилась смехом, когда он уехал.
– Ну и дела! Подумать только! – сказала она.
Она все смеялась, пока мы тащили сумки внутрь вокзала, где она посадила меня на лавочку и пошла к билетному окошку. Вокзал был пустой, если не считать семью индейцев. Все они, даже дети, смотрели прямо перед собой и ничего не говорили. Несколько минут спустя мать вернулась с билетами. Автобус до Феникса уже ушел и следующий ожидался не раньше полуночи, но нам повезло – был один автобус, отбывающий в Портлэнд через пару часов, и оттуда мы могли легко сделать пересадку на Сиэтл. Я пытался скрыть разочарование, но моя мать увидела это и откупилась горстью мелочи. Я поиграл в пинбол в автомате. Затем запасся на дорогу шоколадными батончиками «Милк Дадс», «Шугар Бэбис» и «Айдахо Спадс», большая часть которых осела в моем желудке уже к закату, когда мы зашли в автобус под изумленными взглядами остальных пассажиров. Мы замешкались на доли секунды, будто еще можем сойти. Затем мать взяла меня за руку, и мы направились по проходу между креслами, кивая каждому, кто смотрел на нас, и улыбаясь, чтобы показать, что у нас самые добрые намерения.
Мы жили в пансионе в Западном Сиэтле. По вечерам, если мать была не сильно уставшей, мы прогуливались по окрестностям, останавливаясь у разных домов – представляя, что однажды один из них будет принадлежать нам. Мы выбирали самые большие и претенциозные, глумясь над фермерскими домиками или двухквартирными домишками – над всем, от чего попахивало экономией. Мы выбирали деревянно-кирпичные дома, дома с колоннами, с подстриженными кустами перед домом. Потом возвращались в нашу комнатку, где я читал романы о героических собаках колли, пока мать упражнялась в скоропечатании и стенографии, чтобы не отставать на новой работе.