— Странно. Должен же быть хотя бы наблюдатель, вахтенный... В рубке никого не видно, — буднично доложил Потапов, глядя в бинокль. И тут же добавил уже совершенно другим тоном:
— Ну, вот... Парни, там, похоже, труп на палубе! Правый борт!
— Самый малый! — резко отдал команду группер. — Дай бинокль. Так... Действительно. Лежит ничком. И без движения.
Иван, глядя на Кромвеля с недоумением, хмыкнул, вздохнул и взял с полки второй бинокль чуть поменьше.
— Может, он просто пьяный в уматину? — неуверенно предположил Ваня.
— Глупости говоришь, — резко ответил ему Кромвель, — флот это флот, порядок всегда есть. Нет, там что-то хреновое произошло... А дверь в рубку открыта!
— И что? — повернулся к нему Потапов, не понимающий, что ему в этой ситуации нужно делать.
— Подходим, что ещё. За тем и шли. Там и узнаем, что за беда случилась. Сбавляй ход, — распорядился Кромвель, оглядываясь вокруг в поисках опасности. На всякий случай.
Вот тут уже я, что называется, окончательно «воткнулся» и произнес те слова, что и стоило бы сказать сразу:
— Твою мать…
Стали слышны звуки музыки, которые становились всё громче и громче. Диско из девяностых
— Танцы на борту! С бухлом. Композиция «Мусор над водой».
— Не паясничай, Михаил, — осадил меня группер.
Третьего бинокля для моей скромной персоны на борту не нашлось. Молча отодвинув в сторону форточку бокового окна, я высунулся под быстро слабеющий встречный поток и поднес к глазам ладонь козырьком. Влез обратно, от души выматерился подлиннее и рявкнул, изрядно напугав напарников:
— Беру свои слова обратно, криминал, бляха! Там кровища, похоже, на металле потёки! И никто к телу не подходит.
— Мальчишка какой-то на корме! — первым заметил живого члена экипажа сборщика Потапов. — Смотрите, возле этой адской катушки с тросами, напротив двери. Вроде бы, такие катушки брашпилем называют.
— Не, Ваня, брашпиль это нечто другое... Что он там семафорит, не пойму что-то, — недовольно скривился группер, опуская оптику и протирая глаза.
— Дай-ка! — я бесцеремонно вырвал у него бинокль. — У меня зрение молодое, орлиное. Тэк-с...
Парнишка лет двенадцати, коротко стриженный, чем-то удивительно похожий на Путина в юном возрасте, циклично повторял набор из трёх жестов. Показывал за спину в сторону высокой рубки, затем указательным пальцем в сторону берега, после чего подносил его к сомкнутым кубам.
— Перевожу. Что-то экстремальное случилось на мостике. Но на глаза показываться не следует. Предлагает заходить с левого борта, от берега. Двигаться тихо, не шуметь.
Видя, что группер молчит, уставившись в какую-то точку на палубе судна-сборщика, Иван осторожно поинтересовался: