– Тартар из тунца, – сухо сказала она, замерев у ведерка мороженого, которое я не взяла бы из–за серого цвета. Желудок сжался.
– А самый популярный?
Кэллам вздохнул у кассы, и я услышала в другом конце магазина.
– Ваниль и лаванда, – ответила она, сделав голос еще суше.
– Если возьмешь что–то с ванилью, я тебе это не забуду, – сказал он.
– Ты говорил слушаться себя.
– Если тебе хочется заказать ваниль в месте, что зовется «Апокалипсис мороженого», то тебе нужно проверить голову.
– Или живот? – я вскинула бровь и остановилась перед вкусом, что привлек мое внимание еще при первом проходе.
Кэллам постукивал кошельком по стойке, ожидая.
– И это.
– Я буду медовый халапеньо, – гордо сказала я, потому что выбор вкуса мороженого был в списке десяти самых гордых моментов.
По лицу продавщицы читалось: «Наконец–то».
– Одинарное или двойное?
– Или тройное? – добавил Кэллам, его тон совпадал с «Наконец–то».
– Двойное.
– Миска, сахарный или вафельный стаканчик? – спросила продавщица.
– Или вафельный рожок с шоколадной крошкой? – добавил Кэллам.
Я закатила глаза. Он поторапливал меня, но теперь лишь мешал.
– Вафельный, простой, – я ждала, если она решит задать еще вопрос, но она стала нагружать шарики размером с кулак в вафельный рожок. Допрос явно закончился. – Счастлив? – сказала я Кэлламу, другая продавщица дала ему его мороженое.
– Когда давление в крови восстановится, дам знать.
– Тебе нужно поработать над терпением, – сказала я, поблагодарила продавщицу за свое мороженое. Она быстро пропала, чтобы не иметь дела с моими вопросами.
– Тебе нужно поработать над принятием решений.
Другая продавщица сообщила цену, и Кэллам отдал ей двадцать раньше, чем я закончила копать в кармане.
– Я могу оплатить свое.
– Уже оплачено, – Кэллам забрал сдачу и оставил чаевые в банке, взял пару салфеток и вскинул брови. – Теперь ты мне должна.
Мы вышли наружу. Флагстаф был аккуратным городом. Не это люди представляли в Аризоне – тут не было кактусов, бесконечной пустыни или жары – это место больше напоминало Колорадо или Вайоминг. Открытое и приветливое.
Я привыкла к лагерю, но было приятно вырваться из него. Не быть вожатой или старшей сестрой 24/7 или спорить с родителями. Было приятно быть… собой. Финикс. Той, кто не ощущал вес мира на плечах.
– Значит, твоя семья не рада объединяющему духу лагеря, – начал Кэллам, глядя на меня, проверяя реакцию.
Я выдохнула и попробовала мороженое. Не рада? Скорее против.
– Ты понял это в зале, да?
– Ага. Еще как понял, – он замер у закрытой кофейни и повернулся ко мне.
Я шла. Я хотела двигаться, особенно, когда мы начали говорить о чуме под названием Эйнсворс.