Встала Тоня, тронула Соплю за плечико, попросила сходить на кухню помочь кастрюлю с компотом перенести. Дядя Ваня — как не помочь? — тяжело вышел из-за стола и чуть пошатываясь, побрел за приятной, на его осоловевший глаз, полной женщиной. Когда они нырнули в темный коридор, Антонина пропустила вперед помощника и, недолго думая, тюкнула его кулаком по темечку. Взвалив на плечо обмякшее легкое тело, она вынесла дядю Ваню на улицу. Бабы хохочут -свадьба только началась, а первых гостей уже понесли!
Очнулся Сопля через полчаса у баронессы дома. Сама на диван уложила, нашатырь поднесла, тряпкой, смоченной в уксусе, виски протерла, размяла ему шею, дала таблетку и попросила заснуть. Дядя Ваня молча отвернулся к стенке и через минуту уже посвистывал.
С тех пор он жил у Антонины Петровны.
...Встретил Ваня Томаса и Лесю приветливо. Сначала отпросился у хозяйки на ближайшие выходные порыбачить, а потом пошел помогать устраиваться гостям.
Дальше можно пропустить — в тот день ничего интересного больше не было. Леся ходила по комнатам-этажам и цокала языком — ей здесь нравилось. Томас, закинув ноги на журнальный столик, сидел на веранде, слушал радио, пил квас с сушками и размышлял, что Тоне рассказать о «красненьком», чем оправдаться?
На новом месте Тихоне всю ночь снились кошмары. Проснулся после полуночи с ощущением, что он только что кричал. В голове туманное марево не снов, а галлюцинаций. Пытался снова заснуть — всё впустую. Лежал, обильно потея, наверное, с дюжину раз ходил пить воду, а потом в уборную. Ворочаясь на мокрых простынях, с завистью смотрел на сопящую рядом Лесю — её остуженный кондиционерами воздух сморил накрепко. Казалось, на некоторое время засыпал, но в очередной раз выныривал из тяжелого тумана в трезвую реальность. Невольно замечая, сколько времени на часах, Томаса перекашивало, как от пытки. Ему чудилось, что он не в Диком поле у Тони под крылышком, а дома, в Киеве, и в ушах его, если потерять контроль над разумом и расслабиться, сейчас начнет греметь «БАМ-БАМ-БАМ!». Сердце прыгало до кадыка, по спине ползли ледяные сороконожки.
— Старинные часы ещё идут. Старинные часы — свидетели и судьи... Накатило, накатило, снова накатило, — шептал Томас, как заведенный.
Сидя на кровати и раскачиваясь вперед-назад, он раз за разом, словно молитву, стал повторять один и тот же стих: «Стать бессмертным — напрасный, поверьте мне, труд. Все, кто стар и кто молод, в могилу сойдут. Не дано это царство земное навек — никому. Да и мы не останемся тут».