Где-то секунд десять несчастного с нами не было, а там или закваска западная сказалась, или ещё что — очнулся. Отсоединил стянувший грудь чёрный ремень, с треском отвел сиденье назад. Открыв дверь, он еле протиснулся мимо резинового шара. Одна ножка на землю, вторая. Поворот всем туловищем. Встал. Отойдя от машины на пару метров, развернулся и с тоской посмотрел на инсталляцию «день не задался».
Эх, какого бы художника вспомнить? Такая фигура намалевалась перед его глазами, что золото. Больше, наверное, подойдет Малевич. Да, Малевич. Не в смысле квадрат, а просто фамилия говорящая. «Опель» выбуцнуло на самую середку перекрестка, а сзади пристроилась потерявшая свой блеск «бэха». Бампер погнулся, фары спереди и стопари сзади — разбиты. Обновилась, так сказать... Но гвоздем представления был не бумер, а другие две машины. К «пятерке» прилип наш знакомый Ослик. Горбатенькое создание заимело морду английского бульдога, задок шарпея, а тело... Да не было никакого тела! После удара о наковальню рожица машины сразу перешла в филейную часть! В хвосте паровозика красовался молот — серебристая «хонда».
Водитель «опеля», обхватив ладонью свой крепкий подбородок, почувствовал, что по его лицу течет нечто вязкое. Вот тогда-то он и произнес воистину пророческие слова: «Всё не то, и всё ни так!». Выругавшись, он достал из кармана брюк платок, зажал им нос и перенес свое внимание с неодушевленных предметов на одушевленные.
Рядом с инсталляцией расположились актеры: крепкого вида молодой парень — это был Рома Смехов и водитель «запорожца». Томас. Левая рука Романа в воздухе производила кругообразные движения — со стороны невольно казалось, что он крутит мясорубку. А второй рукой он схватил Томаса за нос. Рядом с парочкой стоял серый, как больничная простыня, усатый старичок. Он бормотал: «Он н-н-н-не винн-н-новат, он н-н-н-не в-в-в-винн-н-новат».
В голове водителя «Опеля» что-то щелкнуло. Подойдя к крепышу, он положив ему руку на плечо и сказал: «Не надо». Хлеборез оглянулся. Если бы иностранец был невысоким, Рома продолжил бы свое занятие и дальше, но так как гостя нашего хлебосольного края родители сантиметрами не обидели, состоялся зрительный контакт.
Привожу диалог почти полностью, убрав самые забористые слова.
— Шо тебе?
— Ему больно.
— Шо?
— Ему больно, говорю, — иностранец говорил почти без акцента, только букву «р» смягчал. — Нос оторвете.
— Нет, паря. Ему сейчас щекотно, а больно будет очень скоро. Поверь.
— Я верю, но лучше отпустить. Милиция приедет... Зачем лишние проблемы?