Было дело, Ильич грешил даже на своё одиозное ФИО, которым задразнили ещё с детсада (отдельное мерси родителям-ортодоксам.) Пока, наконец, не плюнул на себя окончательно — и не затаился в своих пыльных запасниках среди стеллажей и паутины. На макароны и портвейн покуда хватало — хотя коммунальщики уже грозились службой судебных приставал и выселением из родимой хрущобы за долги…
Плевать — чем хуже, тем лучше! Вопрос сейчас в другом — с какого перепугу занесло в музей этого свинорылого архангела? Краеведение ведь явно не его епархия.
— Выставка у вас занятная, — словно считал его мысли одноклассник. — «Предметы языческих культов К. области». Я давно интересуюсь. Помнишь, как с тобой пацанами в городище лазали?
Левин помнил — такое и по приговору суда хер забудешь. В пятнадцать лет визит в Нему стоил ему первой седой пряди на виске. Сульфат тогда обгадился и долго стирал в ручье штаны — но об этом сейчас вряд ли стоило…
— По службе интересуетесь, или приватно?
— Да расслабься ты, Ильич! — радушно хлопнул его по плечу полкан. — С каких это пор мы с одноклассниками на «вы»? Пойдём лучше, пройдёмся — глянь, как распогодилось! Как говорит народ — займи, да выпей!
«Счас наберусь наглости — и займу у тебя пятьсот рублей!» — криво ухмыльнулся в воротник Левин, натягивая ветхий плащ. «Терять всё равно нечего… На цепи не заработали…».
Пройдя мимо памятника народному террористу Степану Халтурину, они завернули в уютный и явно недешёвый «кильдым» на набережной. Сульфат, не глядя в меню, распорядился заказом и начал охмурять. Собственно, в органах он уже год, как не служил, перебрался в администрацию области — но повадки остались пожизненно. Бывших чекистов не бывает. После первой сотки коньячку его квадратная рожа покраснела, а глазки замаслились.
— Богатая у вас экспозиция — сам небось по районам ездил, сбирал? — приступил он, показывая в улыбке крепкие зубы.
— Куда мне, — вяло отмахнулся музейщик, — с моей-то костяной ногой. Молодняк ездит, энтузиасты. Моё дело — в подвале бирки клеить.
— Интересный бубен у вас по каталогу значится… Я все залы дважды обошёл. И где бубен? Спёрли! — прикидываясь пьянее, чем следует, принялся наседать Шаньгу. Все их повадки Левин изучил ещё в универе — истфак считался традиционно диссидентским рассадником, и на Лубянке ему в те годы бывать довелось — слава Богу, что не в подвалах…
— Шаманский бубен пока не выставлен. Реставрируем.
— Что, товарный вид надо придать? Небось, уже и бабуль посулили из-за бугра?
«Так вот откуда ветры пущены», — равнодушно определил Ильич, разливая живой янтарь по пузатым бокальчикам.