— Я понял… про бегемота… Вы все думаете, Коба тупой.
— Ну что вы… — ей захотелось как-то утешить этого обиженного усатого недомерка.
— Разве я для себя стараюсь? Да мне кроме пары сапог и трубки вообще ничего не нужно! Сгинь, нечистый дух! Опять он здесь. Мучить меня явился… У-у-у!!! — начавшись на тоненькой горловой ноте, тоскливый вой, разрастаясь, устремился к хмурым осенним небесам.
* * *
Ленин умер, но тело его продолжало жить, зафиксированное стальными обручами в секретной камере особняка в Горках. Один чудовищнее другого рождались в заизвесткованном мозгу мальфара кровавые образы диктатуры пролетариата — и, подхваченные низкими вибрациями зависти взбудораженных толп, окутывали липким мороком одну шестую часть земной суши.
Большевик номер два Свердлов чего только не перепробовал, чтобы пробраться к телу вождя — всё тщетно. Выставленная Сталиным охрана из кавказских воров свято блюла верность своему пахану, следя в оба, и в первую очередь, разумеется, друг за другом. Всем ведь известно, что демон может передать свою силу лишь одному человеку. И, поскольку желающих оказаться в этой роли имелось с избытком, на случай провокаций подход к телу был для надёжности заминирован.
Сам Коба, несмотря на кучу комплексов человек, в сущности, не злой, не горел желанием становиться исчадьем ада — его бы вполне устроила обещанная Гурджиевым роль мудрого и просвещённого государя. «Вот бы можно было Ильича обратно оживить» — частенько думал он. «Не совсем, а так, чтоб только моргал и лыбился с инвалидного кресла… От его имени послабления народу сделать. Можно назвать, например: «Новая экономическая политика»… А там, глядишь, потихоньку развернуть всё к старому житью-бытью… Попов только на хер с пляжа — достали…».
Но древний демон не имел желания возвращаться в исковерканное сифилисом и ядовитыми пулями туловище. Что ни день, атаковал Кобу ужасными припадками, требуя отпустить его на волю…
* * *
Известие об исчезновении Сталина вызвало в ЦК нездоровый ажиотаж. Железный Феликс срочно прибыл в Вятку. Город почти не изменился со времён его первой ссылки — разве что грязи прибавилось. По этим немощёным улочкам он двадцать лет назад так же угрюмо бродил вечерами в длинной шинели до пят. Подкараулив припозднившихся барышень, выскакивал перед ними из-за афишной тумбы, распахивая полы шинели и мрачно хохоча… Жаль, не долго музыка играла — за эти фокусы был сослан ещё дальше на север, в Кайгородок.
«Вот и привёл Бог отыграться за всё! Прими же, Йезус-Мария, от раба твоего кровь малых сих в знак очистительной жертвы!» — покинув пропитанные ужасом своды подвалов ГубЧК, Феликс железной поступью направился в костёл. Там, оставив охрану на входе, долго пребывал в мистическом созерцании игры цветных витражей, пока не закончился приход от дозы морфия. В детстве ему робко мечталось о терновом венце, а когда подрос — о шапке-невидимке, чтобы перерезать всех русских… Насчёт венца, правда, пока так и не сбылось.