С Володькой скучать не приходилось. А сейчас?.. Вот если бы подружиться с этой голубоглазой Надюшкой! Но что общего может быть у него с девочкой?
— Еще раз здорово, герой! Сушишься?
Возле кустов стоял Сашка Кочкин. Сашкины белесые глаза смотрели добродушно и приветливо. Ни кичливости, ни покровительственного тона, ни пренебрежения. Первое впечатление, как видно, было ошибочным.
Сашка уселся на камень, забарабанил пальцами по голенищам новых хромовых сапог.
— Отвел велосипед, гляжу, тебя и след простыл. Оказывается, лодку побежал спасать. Степанко по всей деревне разнес. Похваляется, как палец разбил, как долбленку уволокло… Люблю отчаянных! — Сашка усмехнулся. — А Бобыленок мне кричит: «Бери своего дружка! Цацкайтесь!» Я знал, что так обернется. От Бобылевых хорошего не жди. Сколько ни угождай — в душу наплюют.
Колька промолчал. Однако было приятно, что Сашка осуждает Володьку. Ведь столько прилагалось усилий, чтобы ладить с властным и своенравным маленьким гордецом!
— Ну, аллах с ним, с Бобыленком, — миролюбиво проговорил Сашка и стал расспрашивать Кольку, где он жил до Опалихи, что видел в разных городах. Слушал Сашка внимательно, неподдельно восхищался. В свою очередь, порассказал немало интересного о тайге.
Мирно разговаривая, они просидели часа полтора на берегу Холодной. В деревню вернулись друзьями.
— Зайдем ко мне, — предложил Сашка. — С папашей тебя познакомлю. В Бобылихе сейчас всего два настоящих охотника: твой дедушка да мой отец. Жалко, не те силы у старика. Промышляет больше поблизости. А вот приехал ответственный товарищ поразвлечься — папашу ему в проводники рекомендовали. Они днями в тайге пропадают. Сегодня не пошли, отдыхают.
Из маленького домика, ничем не отличающегося от прочих, доносились звуки гитары.
— Геннадий Михалыч Шаньгин играют. Мне в подарок гитару привезли, — с гордостью сказал Сашка. — Гармонь у меня есть, играю не хуже Марии Бобылевой. На гитаре покуда не получается.
В кухне Сашка представил Кольку невысокой плотной женщине, молодой и румяной, с такими же, как у Сашки, светлыми, до белизны, глазами. Хозяйка оторвалась от печи, приветливо улыбнулась и поклонилась:
— Милости просим!
Шагнув дальше, Колька замер в смущении. В большой горнице сидели за столом пегобородый старик и его гость, которых Колька случайно увидел у парома в Сахарове.
При появлении ребят высокий откинулся на спинку стула. Его серые холодные глаза пристально изучали Кольку — в них одновременно отражались интерес и насмешка. Ворот гимнастерки был расстегнут, обнажая крепкую, загорелую шею. Широкий ремень, подчеркивающий стройность его владельца, теперь висел на спинке стула. Рядом, прислоненная к стене, стояла дорогая, инкрустированная перламутром гитара.