Игра в двадцать одно была сложней, чем предполагал Мишка. Из колоды брали прикуп. Метал кто-нибудь один. У Кешки осталось только две пачки «Беломора», поэтому на кон договорились ставить по десять папирос.
— Давай темную.
— Семнадцать, — открывает карты Кешка.
— Девочки! Мои, — говорит Олег и подвигает к себе груду папирос.
Играя в карты, Олег становился непохожим на себя. Лицо напряжено, в желтых глазах холодные, острые огоньки. При удаче Олег смеется, и тогда глаза иные — масляные и немного нахальные. Впрочем, подобные перемены заметил Мишка и в других игроках.
В соседней комнате закричал ребенок. Он кричал все громче, пронзительней, до рези в ушах.
— Уж этот мне Васятка! — не отрываясь от карт, раздраженно проворчал Олег. — Сходи, Михаил, побрякай ему.
Мишка прошел в спальню родителей Олега, к деревянной кроватке, в которой брыкался и вопил ребенок.
У Мишки был опыт успокаивать ребятишек.
— Васятка, Васятка, цы-цы-цы! — зачмокал он. — Агу, агу, агу! Что ты орешь, дурачок?
Но не так-то просто поддавался на уговоры Васятка. Мишка долго бился с ним и не заметил, как в дом вошли.
— А где Олег, где хозяйка?
Мишка вздрогнул и обернулся. Позади него стоял завгар Ручкин — широкоплечий, с красным лицом, с толстой, кирпичного цвета шеей, в черном полушубке, в черных чесанках с галошами.
— Ваша жена ушла в магазин. А Олег… Они занимаются, — вывернулся Мишка и покраснел.
Ручкин ощупал его тяжелым, недоверчивым взглядом.
— Гм… Вечно кавардак какой-то! Раздевайтесь, проходите…
Завгар прошел на кухню, за ним — Сергеев и трое шоферов. Шоферы вынули из карманов полушубков бутылки и поставили на стол. Кухонная дверь захлопнулась.
— Олег, сбегай за матерью! — громко крикнул Ручкин. — И хватит целым взводом в доме околачиваться.
Школьников словно ветром вынесло из дома завгара.
— Не вовремя закатился батька, — говорил по дороге Олег, сокрушенно почесывая затылок. — Ничего не попишешь, такой обычай: вчера была получка. В понедельник доиграем.
Роман Бычков был весел. Кешка Ривлин и Семен Деньга хмурились: они проигрались. Мишке обижаться не приходилось: ему повезло. Только неловко было перед Семеном. Когда они остались одни, Мишка полез в карман.
— Я тебе, Семка, отдам деньги.
— Брось, — хмуро отмахнулся тот. — Другой раз отыграюсь. Все одно на мотор мне не наскрести. Открою копилку.
Была у Семена заветная мечта — купить подвесной мотор к лодке. Второй год он складывал в большую банку из-под монпансье мелочь, которая ему перепадала от родных. Скупился, во всем себе отказывал.
— Копилку не открывай. А то не видать тебе мотора, — сказал Мишка.