— Выходит, опилки там, сучки, обрезки, негодный лес на спирт и бумагу станут переводить? — удивился Пантелей Евгенович, — Дивные дела творятся! Слышал я по радио: достигли мы на ракете Луны. Уму непостижимо! Тот, кто додумался до такого, — великий человек. А если прикинуть, то и те, кто к маленькому, к незаметному приставлен, тоже чудеса творят. Одно к одному. Везде нужен первостатейный народ.
Старый охотник задумался и вдруг добродушно усмехнулся:
— С твоим папашей, с Андреем Михалычем, мы первый раз в тайге встретились, когда на месте Апрельского, почитай, ничего не было. Заплутался он в тайге. Ни собаки, ни припасу, ружьишко плохонькое. Набрел к ночи на мой костер. Голодный. Два дня без хлеба шаландал. Говорит: «Дай, дядя, хлебца. — Потом зыркнул эдак сердито глазами. — Ладно, старик, не надо. Все равно не дашь. Знаем мы вас, чолдонов. Снега зимою не выпросишь…» Многие по первости нашу землю мачехой почитают, а нас, сибиряков, скупыми да неласковыми. Может, и верно, к кому мы ласковы, к кому неласковы. Разных свистоплясов не привечаем… Потом, когда мы подружились с твоим папашей, он часто смеялся, как завел со мной первый разговор…
Бабушка Катя поставила на стол самовар, ватрушки, клюквенный кисель. Сели ужинать.
Но и после ужина Пантелей Евгенович и Мишка долго разговаривали.
А утром Мишка увидел перед своей кроватью подшитые валенки. Они выглядели красивей и добротней новых. По войлочным подошвам затейливо протянулись черные линии двойной дратвенной строчки. Задники были нарядно оторочены дубленой лосиной кожей — неняксой.
Пантелей Евгенович расхаживал по горнице в вылинявшей синей рубахе и держался рукой за больную поясницу.
Заметив, что Мишка проснулся, он слабо улыбнулся одними глазами.
— Не спалось мне ночью, паря. Ломит поясницу, да и только! Думаю: «Дай, работенкой займусь, авось полегчает…»
Мишка не поверил. Конечно, дедушка Пантелей нарочно поднялся ночью, чтобы подшить валенки. Хотелось броситься к нему, обхватить за длинную морщинистую шею и расцеловать. Но Мишка достаточно вырос, чтобы так, на его взгляд, по-ребячьи, выражать радость. Лучше, когда представится возможность, делом отблагодарить Пантелея Евгеновича за его доброту. Поэтому он тихо сказал:
— Спасибо, дедушка Пантелей.
После завтрака Мишка засобирался домой и вспомнил про буханку хлеба и про пачку прессованного чая. Развязал котомку, неловко выложил на стол немудрый запас.
— Ты что это удумал? — рассердилась бабушка Катя. — Складывай обратно. И другой раз не обижай меня. Чтобы к нам, да со своими харчами! Небось не голодаем.