Длинная рука со звериным проворством подцепила Кольку за плечо и молниеносно выхватила из сеней, только крякнула дверь.
Старик, будто куклу, вертел Кольку в темных, узловатых ручищах, цепких, как кузнечные клещи.
— Простите, но вы ошиблись… — лепетал мальчик, не зная, что предпринять. Оставалось одно — упереться старику в грудь кулаками и звать на помощь. Колька так бы и поступил, если бы не великая радость и умиление неизвестного.
— Ого-го-го, так вот и ошибся! Пусть другие ошибаются. Данила ты вылитый! Да и я не чужой. Дедушкой тебе прихожусь.
По морщинистым щекам покатились крупные, как горох, светлые слезы. Старик выпустил Кольку из объятий, неуклюже тряхнул его руку, приветствуя. Не удовлетворившись рукопожатием, старик притиснул Колькины губы к своим и больно кольнул жесткими, щетинистыми усами.
— Значит, вы мой дедушка? — спросил растерянно Колька.
— Ну да, ну да… Ты-то, верно, подумал… — Старик не договорил. Все было ясно и так.
Правда, вел себя незнакомец непонятно и одежда у него была такая, словно он специально вырядился под героя какой-нибудь приключенческой книжки, но как будто ничего плохого не замышлял. И это совсем ободрило мальчика.
— Вы, дедушка, не спешите? Папа и мама скоро придут.
— Ничего, не на пожар, подождем, — умиротворенно проговорил старик. — Нашли друг друга — встретимся. Матвей-то вовсе про меня забыл. Потеряли друг друга из виду. И вдруг получаю письмо: «Здравствуй, дядя… В родное село председателем еду…» Эвон как!
— Так вы дедушка Филимон! — вскрикнул Колька, опешив.
Отец не раз рассказывал про своего дядю, Филимона Митрофановича, который жил где-то в тайге и которого надо было разыскать и написать ему. От страха все это вылетело у Кольки из головы.
— Само собой, дедушка я твой двоюродный, Филимон, значит, — ласково улыбнулся старик.
Колька всячески старался теперь сгладить неловкость встречи:
— Вы, дедушка, входите в дом. Что же стоять на улице?
Филимон Митрофанович отыскал в сенцах крюки, повесил ружье, дождевик, котомку.
— Вещи лучше в сенях не оставлять. Давайте я помогу внести. Ружье можно поставить в моей комнате, — суетился Колька.
— Сойдет и здесь, не пропадут, чести много в избу тащить…
Дедушка вошел в кухню, снял шапку, присел на краешек стула, услужливо подставленного внуком.
А Колька уже полностью вошел в роль гостеприимного хозяина:
— Дедушка Филимон, вы есть хотите? Давайте я вас покормлю. Борщ, гречневая каша. Вы кашу любите?
— Пошто кашу не ись? Каша — еда добрая, побольше бы.
Покуда Колька возился с плиткой и кастрюлями, дедушка Филимон принес из сеней котомку, достал большой берестяной туес, буханку серого, испеченного на поду хлеба.