Пигрит показывает на один из открытых ящиков. Он наполовину пуст, его содержимое разложено стопками на столе. Под каждой стопкой торчит листок бумаги с ключевыми словами.
– Народные восстания, – читает Пигрит. – Образование зон, метрополийское право, создание Всемирной хартии. История подводной добычи ископаемых…
Мой взгляд падает на часы, которые стоят на самой верхней полке стеллажа напротив, между книгой на японском и книгой на испанском. Четвертый час. Тетя Милдред наверняка волнуется.
– Ого, – вдруг говорит Пигрит.
Я поворачиваюсь к нему. Он стоит перед стопкой книг и показывает на полоску бумаги под ней.
– Смотри, это звучит интересно: «Биополитика». Бумажка новая, папа, наверно, сегодня утром продолжал разбираться без меня.
В стопке три книги, две тонкие и одна толстая. Пигрит по очереди рассматривает их.
– Они все на корейском. Я не смогу прочесть.
Я еще раз смотрю на часы.
– Мне пора домой, – говорю я. – Моя тетя, наверно, уже с ума сходит, потому что я не пришла к обеду.
Пигрит кладет книги на место как можно аккуратнее, в точности как они лежали.
– Я спрошу папу, о чем они. Если удастся что-то выяснить, я дам знать.
– Только…
Он кивает.
– Я ничего ему не разболтаю. Я же дал слово.
Дома мне в нос ударяет аромат азиатских специй. Тети Милдред нигде не видно. Я нажимаю на кнопку звонка рядом с дверью, только у нас не раздается собственно звонок, а начинают мигать лампочки во всём доме. Тетя Милдред тут же появляется, она была в маленькой кладовке за кухней, где как раз слышно, как с гудением и бульканьем берется за дело наша стиральная машина.
– Саха! Где ты была?
Ее жесты выдают, как сильно она волновалась. Если бы я пришла еще чуть позже, она устроила бы мне сцену. Но когда что-то идет совсем не так, как она ожидает, тетя всегда думает, что просто что-то недопоняла. На сей раз мне это на руку.
Я машу рукой. Долгая история.
Я, впрочем, тоже весьма взбудоражена, и скрыть это от нее не получится. Тетя Милдред знает меня всю мою жизнь и отлично научилась обращать больше внимания на то, что говорит тело, нежели на слова, которые до нее и так доходят выборочно.
– Рассказывай, – требует она и тут же прибавляет: – Я думала, мы вместе пообедаем.
Я только беспомощно пожимаю плечами. Очень может быть, что ничего из того, что я знаю о себе и своей жизни, – не правда. Ну как тут можно думать о еде?
– Я оставила для тебя кое-что, – говорит она. – Мясо по-вьетнамски.
Я вытягиваю шею, вся напрягаюсь и говорю решительными жестами:
– Нам нужно кое-что обсудить.
Тетя Милдред внимательно смотрит на меня. Она понимает, что дело серьезное. Иногда она бывает такой наблюдательной, что можно подумать, умеет читать мысли. И сейчас как раз такой момент.