Сегодня я прямо по-честному наслаждаюсь. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы окунать тарелки, вилки и сковородки в горячую воду и тереть, пока они не станут чистыми. При этом можно спокойно предаваться размышлениям. А мне сегодня много о чем нужно подумать. В первую очередь о том, как рассказать тете Милдред историю с бассейном так, чтобы она не сошла с ума от ужаса. Я как раз добралась до глубокой сковороды и отдираю пригоревшие остатки еды, когда она входит в кухню и объявляет:
– Я сегодня пойду раньше. Альваресов после обеда не будет. Они вернутся только завтра утром. На мне сегодня коридоры и классы.
Я стряхиваю с рук мыльную пену и спрашиваю:
– Уехали? Куда это?
– В гости к его матери, в Куктаун вроде бы. А на неделе они могут уезжать только по четвергам.
Всё так. В другие дни после уроков всегда еще что-то есть, чаще всего кружки. Но вечером в четверг школа закрыта. Традиция, корни которой покрыты мраком, но ее всё равно все тщательно соблюдают. На радость школьникам.
– Ага, понятно, – сигнализирую я. В моей голове проносятся две мысли. Во-первых, то, что тетя Милдред не получит ни цента за дополнительную работу. Все знают, что ее можно использовать, и используют. Во-вторых, я чувствую облегчение: значит, сегодня мне ничего не нужно ей рассказывать. Я убеждаю себя, что это удачное стечение обстоятельств, чтобы не портить ей радость от годовщины нашего приезда в город. Но в глубине души знаю, что просто струсила.
После этого тетя Милдред усаживается на крошечной терраске перед входной дверью в разваливающийся шезлонг, который я год назад спасла с городской свалки. Он занимает почти всё свободное место.
Я иду к себе в комнату делать уроки. Включаю планшет и скачиваю задания. По математике ничего не задано, но мистер Блэк оставил мне сообщение о том, какие главы мне нужно прочесть, чтобы наверстать пропущенный сегодня материал. Речь идет по-прежнему о логарифмах, с которыми я уже давно разобралась. Через десять минут всё сделано. Зато по китайскому меня ждет целая гора заданий. Я вздыхаю. Китайский – важный язык, необходимый для торговли, политики и прочего, понятно. Но почему китайцам обязательно нужно всё усложнять? Ведь это мог бы быть самый простой язык на земле – язык, который обходится практически без грамматики, – если бы не две вещи: странные ударения, которые мы никак не осилим даже после пяти лет обучения, чем регулярно доводим до ручки миссис Ченг, – ну и, конечно же, эти жуткие иероглифы. А ведь те, которые учим мы, – уже реформированные! Страшно даже представить, как трудно всё это было лет сто назад.