Пигрит презрительно надувает щеки.
– Пф-ф! Я тебе с ходу придумаю десяток методов поэффективнее. Столько всего можно незаметно испортить на одной только платформе…
Я судорожно соображаю.
– Тогда это было покушение. И совершил его тот, кто шантажирует отца Бреншоу.
– Такое возможно. Заранее было известно, где будут погружаться ныряльщики. По сути, такое место на всём шельфе одно. И то, что Бреншоу нырнет глубже всех, тоже было очевидно. – Он приподнимает брови. – Вот только зачем тогда остальные ловушки? Вокруг всей Развалины? Их вроде не меньше десятка.
– Отвлекающий маневр.
Тут меня пронзает воспоминание.
– Пигрит – аквалангисты, которых мы видели! Как ты думаешь, они же, наверно, как раз расставляли эти ловушки? Ты тогда еще подумал, что это сети, чтобы на празднике выпустить из-под воды надутые газом шары.
– Об этом я тоже уже думал, – говорит Пигрит и меняется в лице. – Страшноватая мысль, да?
– Ты рассказал об этом полиции?
Он качает головой.
– Я об этом еще никому не рассказывал.
– А вдруг это важно?
– Мы же договорились никому не рассказывать.
Он слегка сжимает губы, а потом произносит:
– Если расследование зайдет в тупик, я успею им рассказать.
Я внимательно на него смотрю и вдруг отчетливо понимаю, что это он пытается сам себя убедить. Что он делает вид, будто бы он человек, свято хранящий секреты. А на самом деле он просто боится того, что у него могут быть неприятности, если выяснится, что он знал о моих генетических модификациях и молчал.
– Ну да, – говорит он с кривой усмешкой, – в любом случае похоже, что между Бреншоу и Карильей всё кончено. Он ведь услышал то, что она тогда тебе сказала.
Он усмехается. Выглядит это довольно отчаянно.
– Другими словами, мои шансы возросли. Так что у всего есть свои положительные стороны.
Я смотрю на Пигрита и невольно вспоминаю, как это – быть в объятиях Бреншоу, тесно-тесно, кожа к коже, быть соединенной с ним общим дыханием. Одно воспоминание об этом вызывает во мне внутренний трепет. Теперь я могу понять, почему Пигрита так влечет к такой сильной и сногсшибательно красивой девушке, как Карилья.
Я отклоняюсь назад и смотрю, не видно ли тетю Милдред. Она на кухне, готовит ужин и гремит кастрюлями. Нас с Пигритом она не потревожит.
– Пигрит, – говорю я, – ты выдумываешь.
Он кивает с готовностью.
– Да, я знаю. Я понимаю. Но всё так, как есть. Что я могу тут поделать?
– Понятия не имею. Я тут не советчик.
Он снова кивает, вздыхает. А потом наступает момент тишины, один из таких моментов, когда чувствуешь, что сейчас лучше помолчать. Один из тех моментов, в которые происходит что-то важное.