В таком случае партнеру лучше не соглашаться, что проблема в его потребностях. Если считать эти обвинения справедливыми, станет только хуже. Со стороны моего партнера правильно было бы с пониманием ответить на страдания, причиняемые мне эмоциональным рабством: «Ты растерялся. Тебе очень тяжело проявлять любовь и заботу, не превращая их в обязательства и не взваливая на себя ответственность… Ты чувствуешь, что лишаешься свободы, потому что думаешь, будто должен постоянно заботиться обо мне». Если же вместо полного эмпатии ответа она спросит: «Ты напряжен, потому что я слишком много у тебя прошу?», то мы оба, скорее всего, запутаемся в тенетах эмоционального рабства и у отношений останется намного меньше шансов.
На второй стадии, стадии нетерпимости, мы начинаем осознавать, как дорого обходится взятая на себя ответственность за чувства других и попытки удовлетворить их своими силами. Когда мы замечаем, сколько времени потратили впустую и как плохо прислушивались к зову собственной души, нас охватывает злость. Я шутя называю эту стадию «грубиянской», потому что, сталкиваясь с чужими страданиями, мы начинаем отпускать резкие замечания, например: «Это твои проблемы! Я не отвечаю за твои чувства!» Мы ясно даем понять, что не отвечаем за чувства людей, но нам еще предстоит научиться отвечать на них так, чтобы не становиться рабами.
Вторая стадия: «грубиянская». Мы злимся и не хотим больше быть ответственными за чувства других.
Вырвавшись из эмоционального рабства, мы можем сохранять остатки страха и чувства вины относительно собственных потребностей. Поэтому ничего удивительного, если мы в конце концов начинаем выражать свои потребности так, что для других это звучит жестко и представляется упрямством. Например, на одном из моих семинаров ко мне во время перерыва подошла молодая женщина, чтобы поблагодарить. Для нее оказалось очень полезным осознание собственного эмоционального рабства. После перерыва я предложил всей группе одно упражнение, и эта молодая женщина уверенно объявила, что не хочет его выполнять. Я почувствовал, что она пользуется вновь обретенным правом высказывать свои потребности – даже если они идут вразрез с чужими.
Я помню случай, который произошел с моей дочерью Марлой, когда она обретала эмоциональное освобождение. Она всегда была «идеальной девочкой», которая отрицала собственные потребности, чтобы соответствовать чужим желаниям. Когда я узнал, как часто она подавляет свои желания, чтобы угодить другим, я сказал ей, что был бы очень рад, если бы она чаще выражала собственные потребности. Когда мы впервые коснулись этой темы, Марла расплакалась. «Папочка, я не хочу никого разочаровывать!» – беспомощно возражала она. Я попытался объяснить, что ее честность может быть для людей более ценным подарком, нежели уступки, вызванные нежеланием их расстраивать. Я также рассказал, каким образом можно проявлять понимание, когда люди расстроены, и при этом не брать на себя ответственность за их чувства.