Я вышла из больницы после лечения сильными медикаментами и шоковой терапии. Это было примерно в апреле. Три предыдущих месяца – сплошная черная дыра, как и три с половиной года до того апреля.
Мне рассказывали, что после больницы я не ела, не разговаривала и не хотела вставать с кровати. Потом меня направили к доктору Розенбергу. Из следующих одного-двух месяцев я мало что помню – лишь то, как я сидела в его кабинете и говорила с ним.
Я начала «просыпаться» с самого первого сеанса. Я начала рассказывать ему, что меня тревожило, – я никогда не думала, что смогу с кем-то поделиться этим. И я помню, как много это значило для меня. Говорить было очень сложно. Но доктор Розенберг показывал, что ему не все равно, и я хотела с ним говорить. Поделившись чем-то, я всегда была потом рада. Я помню, как считала дни и даже часы перед следующим сеансом.
Я также узнала, что реальность – это не только боль. Я все лучше и лучше понимаю, какие проблемы мне предстоит решить и чтó я должна прояснить и сделать самостоятельно.
Это страшно и очень тяжело. И это огромный риск: я по-настоящему стараюсь, но все равно могу невероятно больно упасть. Но хорошая сторона реальности в том, что я увидела в ней и нечто прекрасное.
За прошлый год я увидела, как замечательно бывает открываться другим. Я думаю, это лишь одно из моих открытий: восторг, когда я говорю с другими, а они по-настоящему слушают – и даже иногда понимают.
Я не устаю поражаться исцеляющей силе эмпатии. Снова и снова я вижу, как люди преодолевают парализующее действие душевной боли, когда обретают контакт с кем-то, кто может с эмпатией выслушать их.
Когда мы слушаем, нам не нужны догадки о психологических процессах или психотерапевтическое образование. Имеет значение наша способность осознавать, что на самом деле происходит с человеком – какие уникальные чувства и потребности он испытывает в данный конкретный момент.