брат — Князь. Но я говорю вам сейчас, что я не намерена выслушивать ваши речи, будто
я чертов заблудший ребенок. — Мои глаза сузились. — Я возвращаюсь в подвал, чтобы
помыть человека, которого оставили там гнить в течение двух чертовых недель. Мужчину, как я предполагала, умершего одиноким на том ужасном, жестком, резиновом полу, и все, что вы двое можете с этим поделать — сладкий трах.
Я подняла миску и обошла их. Илья выругался, и Савин встал на моем пути.
— Он Костава, — выплюнул он в смертельной тишине. — Ты Толстая. И, тем не
менее, ты помогаешь ему? Князь ему помогает? Я не понимаю, что, черт возьми, происходит. Когда его только нашли, то должны были убить, повесить и выставить
напоказ на улице.
На мгновение я почувствовала вспышку стыда. Настоящий позор, что я собиралась
помочь врагу. Но нечто более сильное преодолело этот позор — необходимость помочь
Заалу. Нужно быть рядом с ним. Я не могла бы это объяснить. Конечно, это было
нерационально, это было неправильно, но я должна была. У него больше никого нет.
Была лишь я.
Не обращая внимания на мужчин, я направилась в подвал, и Илья крикнул:
— Мы будем наблюдать за этим монитором, мисс. Если он хоть как-то коснется
тебя, мы спустимся, и я без колебаний убью его.
Это не было угрозой. Его слова были обещанием.
«Mудак!» — пробормотала я себе под нос и сопротивлялась изо всех сил, чтобы не
сказать ему отвалить. Добравшись до небольшой площадки подвала, я заметила
переключатель,
который
управлял
камерой
безопасности
прямо
передо
мной. Повернувшись, чтобы закрыть дверь подвала на два внутренних замка, я
улыбнулась прямо в камеру, свисающую с потолка, и прервала съемку. Последней вещью, в которой я нуждалась, были Илья и Савин, смотрящие, как я мою Заала.
Когда я спустилась по лестнице и вернулась к Заалу, то поставила миску на пол и
осторожно начала мыть его тело. Кровь и грязь со временем уступили место загорелой
коже. Я осторожно мыла каждый его дюйм, и когда дошла до его лица, то увидела пару не
сфокусированных зеленых глаз, уставившихся на меня.
Моя рука замерла, но я смотрела прямо перед собой.
Мое сердце забилось, и щеки вспыхнули жаром.
Заал изучал меня, его глаза расширились, затем он начал двигаться.
Быстро отползая назад из-за страха перед тем, что он может сделать, я замерла, когда он поднял свое вялое тело в положение сидя. Его взгляд остановился на чаше, а
затем на полуотмытом торсе.
Он снова вернул взгляд на меня, и я увидела замешательство, скрывающее его