Я повернула голову, чтобы заметить, что он щурится. Его свободная рука защищала
лицо от света. Он задыхался, как будто только что пробежал марафон, но его рука все еще
не отпустила мою. Нет, совсем наоборот. Его хватка стала железной, почти болезненной.
— Заал? — позвала я и последовала туда, где он прятался в тени. — Что случилось?
Я осторожно отвела его руку от лица. Его глаза быстро моргали. Он указал на луч
света, освещающий пол.
— Свет, — прохрипел он.
Я нахмурилась в замешательстве.
— Свет? — переспросила я.
Он кивнул головой и тяжело сглотнул. Когда я посмотрела ему в лицо, меня
осенило.
— Ты никогда не выходил на улицу при свете дня?
Заал уставился на свет, в луче которого танцевали пылинки, и ответил:
— Я всегда в темноте. Прикованный цепями в темноте. Я убиваю только в темноте.
Я знала, что с ним обращались, как с животным. Но лишить имени, заставить всегда
склонять голову, наказывать за слова и бросить в темноту с детства? Лишить дневного
света? Это ранило меня глубже, чем любой нож. Держать вдали от солнца…
Мой большой палец снова пробежал по его руке. Его нефритовые глаза встретились
с моими.
— Не нужно бояться света. Позволь мне показать тебе.
Я могла бы поклясться, что сердце Заала билось так громко, что я слышала его в
нашем коконе тишины. На мгновение мне показалось, что он не собирается покидать
подвал. Слава богу, он нашел в себе мужество сделать шаг вперед. Его ноги двигались, как будто осваивая новое пространство.
Я прошла через дверь в коридор. Впечатляющая фигура Заала заполнила каждый
дюйм дверного проема. Он посмотрел на порог между подвалом и коридором. Я заметила
пот, поблескивающий на его теле.
Он поймал мой взгляд и признался:
— Я никогда не выходил из своей камеры один, без цепей.
Прогоняя слезы, я крепче сжала его руку и заверила:
— Ты не один.
Его глаза расширились. Инстинктивно я подошла ближе, зная, что он нуждается во
мне.
Заал глубоко вздохнул и положил наши соединенные руки на свое сердце.
— Талия, — сказал он с сильным грузинским акцентом, вздохнув с облегчением. И
этот звук принес мне умиротворение.
Я подождала, когда он сделает первый шаг. И, крепко сжимая мою руку, он
переступил через порог. Заал стал осматривать глазами пространство коридора. Его
голова склонилась от яркого света, а глаза сузились. Его обнаженная грудь вздымалась и
опускалась от того, что, как я предполагала, было адреналином, бушующим в его теле.
Я потянула Заала дальше, вглубь дома. Как только он позволил себе расслабиться, звук открывающейся входной двери эхом отразился от деревянных стен. Вошли Савин и