Лицо его стало упрямым.
- Добровольно не сдамся, даже если я здесь подохну. Если одолеют меня, что ж поделаешь! Но сам я отсюда не выйду.
И вдруг ему показалось, что оба мальчика как-то странно на него смотрят. Он с беспокойством поднял голову. В глазах у него загорелся внезапно проснувшийся страх.
- Но вы ведь меня не выдадите, ребята? - Он изучал их обоих пристальным взглядом. - Не выдадите, правда?…
* * *
Когда Гастон и Бернар возвращались по краю опушки, солнце уже клонилось к океану. Грозовые тучи ещё лежали на горизонте узкой тёмной полосой. Мягкий ветер дул с моря и кружил над холмами жёлтую сосновую пыль.
Ребята шли молча. Каждый из них по-своему переживал историю Гергардта Шмидта. Гастон шёл с опущенной головой, сдвинув брови, плотно сжав губы, что-то обдумывая. Бернар боролся с собой. Рассказ Шмидта потряс его до глубины души. Убогий вид беглеца, жадность, с какой он набросился на принесённую еду, страх, притаившийся в его главах, - всё это не могло не действовать на Бернара. С какой радостью он помог бы беглецу скрываться от полиции и жандармерии всего света! Ему вспомнилось всё, что он читал на подобные темы. Ах, если бы Шмидт не был немцем, да ещё дезертиром из Легиона! Пусть бы он уж, наконец, был немцем, но, например, немцем из ГДР, разыскиваемым коммунистами! Вот тогда бы Бернар всем показал! А так… Что делать со скрывающимся немцем, который сдался в плен, потом сам стал большевиком и должен справедливо предстать перед военным трибуналом за дезертирство?
Бернар взглянул на Гастона. Он так: же, наравне с Бернаром, отвечал за общую тайну. Пусть же он скажет что-нибудь.
- Гастон, что же нам делать с ним? Гастон рассеянно посмотрел на него.
- Ему нельзя там оставаться, - ответил он.
- Но что же тогда?
- Надо что-то придумать. Только я ещё не знаю, что.
И снова они долгое время шли молча. Наконец Гастон предложил:
- Знаешь, что? Лучше всего - посоветуемся-ка мы с дядей…
Бернар недовольно поморщился.
- Не боишься? А если он наделает нам неприятностей?
Гастон покачал головой.
- Нет, я всегда во всём советуюсь с дядей. Все в Мимизане с ним советуются.
- Как хочешь, - ответил Бернар, - мне всё равно.
Однако он с завистью подумал о том, что сам-то он не решился бы рассказать обо всём отцу. Может быть, он поступил плохо? Может быть, это надо было сделать?
- Если хочешь, мы можем сразу же пойти к твоему дяде. Мои старики вернутся поздно. У меня есть время.
Они повернули в лес и пошли по дороге в Мимизан. За их спинами солнце косо проглядывало сквозь кроны сосен. Жёлтые тучи пыльцы кружились между деревьями.