Знакомый мне дом. Я посетил его несколько лет назад, тоже после провала. Того провала, который стоил жизни моему учителю и другу Любо. Поднимаюсь по темной лестнице на второй этаж, с трудом различаю в полумраке табличку на дверях: "Георг Росс" - и трижды нажимаю на кнопку звонка, один длинный и два коротких.
Внутри слышится топот, наконец дверь открывается, и на пороге замирает пожилой человек в халате, с большой головой, покоящейся на тонкой птичьей шее. Хозяин окидывает меня взглядом, и я убеждаюсь, что он меня узнал. Однако это не мешает ему спросить:
- Что вам угодно?
- Господин Георг Росс?
Старик кивает.
- Мне хотелось узнать, сюда ли переехала фирма "Вулкан".
- Да. Уже два месяца... Заходите.
Пароль нынче другой, но человек тот же. Он словно законсервировался с годами и останется таким до конца дней своих. Я прохожу по знакомой прихожей и оказываюсь в столь же знакомой гостиной со старинной мебелью - стиль ее так и остался для меня загадкой - и с огромным зеркалом над камином, сделавшимся от времени зеленым, как застоявшаяся вода.
- Мы можем выпить по чашке кофе, - любезно предлагает хозяин. - Моя прислуга приходит только к десяти.
- Надеюсь, все та же?
- Да, все та же, жива и здорова. Чему тут удивляться, если даже я еще жив.
- Так и должно быть.
- Верно, так и должно быть. Когда жизнь человека теряет всякий смысл, он обычно живет до глубокой старости.
- Зря вы на себя клевещете, - пробую я возразить. - Разве беспокойство, причиняемое мной, не говорит о некой осмысленности?..
- А, пустяки.
Он небрежно машет рукой и уходит варить кофе, но я останавливаю его:
- Я хотел у вас спросить, не оставил ли господин Чезаре для меня...
- Оставил, - бормочет хозяин. - Только я оставил кофейник на плитке.
На душе у меня становится легче, и даже кажется, что мрачная гостиная делается какой-то светлой, словно в ее окно внезапно заглянуло осеннее солнце.
Кофе принесен, разлит в хрупкие фарфоровые чашки и выпит. Старик снова уходит. Продолжительное время передвигается какая-то мебель, хлопают дверки, и наконец письмо несуществующего Чезаре у меня в руках. Я распечатываю конверт, внимательно читаю послание, затем на всякий случай перечитываю его заново, после чего, чиркнув спичкой, поджигаю листок перед камином, чтобы превратить бумагу в пепел.
Из письма Белева я узнаю следующее:
"Лицо, проживающее под именем Андрея Горанова, то же самое, с каким Цанев встречался в Мюнхене. Я пока не успел установить, кто он в действительности. Но нет никаких следов самого Горанова. В том же доме живет эмигрант по имени Лазарь Пенев, подвизавшийся некоторое время на радиостанции "Свободная Европа".