Сквозняк усердно вглядывался в портрет. Черты лица казались ему знакомыми, но кому именно они принадлежали, он никак не мог вспомнить.
— Может, у тебя с Сычом и этим типом были какие-то дела? — намекнул Седой.
— Вспомнил. Видел я одного с длинными светлыми волосами, когда мы с Сычом к одному барыге ходили. Похож на этого, но не очень.
— Барыга этот еще жив? — то ли пошутил, то ли забеспокоился пахан.
— Да что с ним сделается. Барыги, они живучие, — осклабился Сквозняк.
За офисом Белова установили наблюдение. Целыми днями у входа в здание простаивали, сменяя друг друга, машины разных марок, которых роднила одна особенность — все они были с тонированными стеклами. И вскоре уркам улыбнулась удача.
— Вот он! — воскликнул Бычок, увидев Викинга.
— Ты уверен? — спросил сидевший за рулем напарник.
— Да он. Только постригся, падаль. Но я его теперь и лысым за километр узнаю.
А дальше произошло невероятное. Авторитеты считали, что Седой прикажет взять раскрытого киллера живьем, не считаясь с возможными потерями. Уж слишком накипело — и месть должна быть жестокой, с самыми изощренными пытками. Но Седой, пощелкав любимой зажигалкой, в упор спросил у Кучера:
— Смогут твои чисто сработать несчастный случай?
До авторитетов сразу не дошло. С полминуты никто не проронил ни слова. Наконец все поняли, что их злейший враг получил шанс покинуть этот мир тихо и без мучений, и стали не нагло, но настойчиво уговаривать пахана изменить решение. Но Седой был непреклонен:
— Нам и так слишком дорого обошлась эта война. Надо хоть в конце постараться обойтись без ненужных осложнений. Убить — всегда есть риск залететь. Да и лишнее убийство нам сейчас ни к чему. А несчастный случай… Даже если найдут виноватых, все, скорее всего, закончится условным сроком.
— Или назначат суд на тридцатое февраля, — ухмыльнулся Крест.
Трудно сказать, на самом ли деле получившая широкое распространение среди уголовников присказка была обязана своему возникновению реальному событию. Во всяком случае зэки утверждали, что начало процесса одной группировки, связываться с которой судьям очень не хотелось, было назначено на тридцатое февраля. Так это или не так — трудно сказать, но поразительное человеколюбие, с которым представители Фемиды подходили к отъявленным бандитам, сотни дел, рассыпавшихся из-за неявок или изменения показаний многочисленных свидетелей, давали авторитетам право считать, что даже если их уличат в преступлении, есть еще надежда на то, что суд будет назначен на отсутствующий в календаре день.
— Именно, — поддержал Креста Седой. — Но будет лучше, если люди Кучера сработают так, что ни у нас, ни у ментов к ним не будет претензий.