— Наира, слушай, а ведь завтра утром Левко приедет! Мне Дариан еще вчера сказал, а я забыла.
— Правда? — и грустное лицо Наиры озарилось улыбкой.
Девушка потянула к себе блюдо с яблоками, развернула его той стороной, где были самые румяные, и пододвинула его поближе к Лиске. Не сговариваясь, обе схватили по большому яблоку, вприпрыжку добежали до своей комнаты на втором этаже и, усевшись вместе с Рушкой на Наириной кровати, еще целых полчаса предвкушала завтрашнюю встречу с другом и обещанный им Дарианом рассказ об их с Левко приключениях. Дариан, вернувшись из Ковражина еще месяц назад, сказал девушкам, что их с Левко путешествие совершенно неожиданно оказалось очень опасным, однако благодаря их другу все обошлось, а подробности они узнают от него самого.
По карнизу мерно стучали капли дождя. Сквозь чуткий утренний сон Лиска услышала, как под окном переступила с ноги на ногу лошадь. Скрипнула входная дверь. Секунда, две, три… пять… восемь… одиннадцать… Странно. На счет «десять» дверь обычно, если можно так сказать, закрывалась с содрогающим душу грохотом, если ее специально не придержать в последний момент. Дверь была с норовом, и ускорить процесс или изменить его структуру не было никакой возможности. Обязательными были: вначале скрип (тут допускались вариации — от нежно-певучего до душераздирающего, с лязганьем и завыванием), потом шла пауза длиной всего секунды две, если никуда не торопишься, и в целую вечность, когда спешишь, а потом она начинала закрываться. Закрывалась она сначала медленно, медленно, медленно, а потом вдруг, безо всякого перехода, со стремительностью и неотвратимостью горной лавины захлопывалась. В особо торжественных случаях последний аккорд сопровождался содроганием стен, стекол, гераней на окнах и пламени в камине.
— …двенадцать, тринадцать, четырнадцать…
Лиска не удержалась и выглянула в окно. Так и есть, в дверях стоял Канингем и тихо переговаривался с Дарианом, наверное, поручал прикупить что-нибудь в Ойрине. Она перевесилась через подоконник, взглянула вслед отъезжающему от дома Дариану и посмотрела на Канингема, стоящего на пороге и сражающегося со строптивой дверью. Он в очередной раз одержал победу и вынудил ее закрыться в несвойственной для нее манере, без грохота. Ему это почти всегда удавалось, в отличие от девушек, на которых она, видимо, отыгрывалась. Они обе предпочитали заходить в дом через черный ход в кухне. Для Руша же в доме проблемы закрытых дверей не существовало вовсе. Пользуясь положением всеобщего любимца, он входил и выходил в любое из окон в доме, которое было открыто. Единственным неприятным следствием популярности для него было чрезмерное внимание со стороны Глафиры, почтовой вороны, которая не упускала случая потеребить его за хвост или каркнуть в самое ухо. А сейчас Глафиры рядом не было, и он безмятежно спал рядом с Лискиной подушкой пушистым животом вверх, вытянувшись во всю длину.