Том имеет в виду бывшую жену Изабеллу и измену, которая разрушила их брак.
– Говори, не бойся. Ты думаешь, что у Люка роман с Элис.
– Заметь, я молчу.
– Молчишь. Но думаешь. Я, представь себе, тоже так думаю. Подлец. – Во мне вновь вспыхивает злоба.
– Ох, Клэр… Неужели все так плохо?
У меня из глаза выкатывается слезинка, потом еще одна. Миг – и слезы уже бегут ручьем. Том прижимает меня к себе. Гладит по голове. По спине. Шепчет – ничего-ничего, поплачь. И я плачу. Добрых десять минут. Затем Том извлекает из кармана платок, промокает мне глаза, вытирает лицо.
– Прости, – всхлипываю я. – Совсем расклеилась.
– Не извиняйся.
Голос у Тома мягкий, и я вдруг осознаю, как близко мы сидим. Его голова прижата к моей. Потом – не знаю, когда и по чьей инициативе – наши губы встречаются, и это совсем не похоже на короткий дружеский поцелуй. Я вновь в Оксфорде, нам вновь по двадцать, и Том утешает меня после бесплодных поисков сестры. Какая ирония – мы с ним опять обрели друг друга, но уже потому, что Элис нашлась. Точнее, нашла нас.
Нет сил об этом думать. Слишком больно. Невыносимо. Но здесь, в объятиях Тома, мне спокойно. Они напоминают о студенческих годах, когда все шло прекрасно, когда впереди лежало восхитительное, безоблачное будущее. Когда еще не было взрослой ответственности. Когда папки не терялись. Судебные дела не изматывали душу. А муж не изменял.
В голове вдруг щелкает, и меня выбрасывает в реальность. Черт, что я делаю?! Я выпутываюсь из объятий Тома. Слава богу, дальше поцелуя дело не зашло. Целоваться, конечно, тоже нельзя, но, боже мой, а вдруг бы мы переспали? Что тогда?
– Прости, Том. – Я приглаживаю выбившиеся из прически волосы. – Не могу. Это неправильно.
Том тянется ко мне, хочет еще раз поцеловать. Я отодвигаюсь подальше.
– Нет. Правда, Том, я серьезно.
Господи, в голове все плывет. Руки-ноги не слушаются – вялые, обессиленные.
– Точно? – Том смотрит на меня.
– Точно, – киваю я.
На лице Тома вспыхивает злость – на кратчайшее мгновенье; она тут же исчезает, и он с грустной улыбкой говорит:
– Очень жаль.
От нашей близости мне неловко. Я уже на самом краю дивана; если Том подсядет ближе, то окажется у меня на коленях.
– Люку везет, – сообщает Том. – В погоне за двумя зайцами он ловит обоих.
Мне трудно мыслить ясно, я массирую виски.
– Чужим грехом своего не искупишь, – отвечаю.
Злость на Элис и Люка поутихла, и наконец проснулся мой логический профессиональный ум – проснулся, насколько смог, ведь в голове у меня по-прежнему густой туман. Доказательств того, что Люк спал с Элис, нет. Раньше во мне говорили злость, обида и ревность. Удивительно, до чего сильны эти чувства, когда они смешаны. Словно гора вареных спагетти: все запутано и переплетено. Я же предпочитаю мыслительный процесс, больше похожий на спагетти сырые – прямые линии, упорядоченные и понятные.