На столе красовались вареники: ровными рядами возлежали на припудренном мукой льняном рушнике. Крупные, пузатые, набитые под завязку маковой начинкой, как я люблю. Меня всегда раздражали пирожки и булочки с маком, в которых мак присутствовал гомеопатическими дозами, никак не влияя на вкус выпечки, скорее, декорируя ее. В советском детстве покупные пирожки и рулеты с маком были именно такие — много теста и мало мака, а я всегда мечтал, чтоб наоборот. Пироги с маком — мои любимые, и я радовался как ребенок, когда удавалось полакомиться правильным пирогом, в котором тесто не подавляло начинку, а служило обрамлением великолепной маковой сердцевине.
— Какие роскошные вареники! Чтоб мужчина — и такие вареники умел делать! Да вы талантище, — от души похвалил.
— Сейчас попробуешь, сейчас, — довольно откликнулся Лука. И, неторопливо опуская в кастрюлю очередной вареник, как бы между прочим поинтересовался: — Ну как, нести наливочку?
Я понял, что терпения ждать, пока сварятся вареники, а потом остынут, а потом мы их съедим, а уж только затем начнем разговор — так вот, терпения у меня нет ни грамулечки, ни даже макового зернышка. Тем более старик первым подал подачу. И я ее принял:
— Несите, Лука, что вы спрашиваете? Только у меня один вопрос к вам.
— Оди-и-ин? — с деланым изумлением протянул хозяин. — Всего один? А остальное все понятно?
— Ой, не издевайтесь только. У меня и так ощущение, что схожу с ума.
И я рассказал о сне, в котором видел Оксану, и о встрече с Оксаной наяву, и о том, что, судя по всему, это был не сон и не галлюцинация, а что? Что же это было? Ну не мог же я телепортироваться на бульвар Леси Украинки, выпив рюмку грушевки в тихом полтавском селе?!
— Теле… порт… — Дед Лука запнулся. — Не понимаю, о чем ты, сынок!
Мне уже не в первый раз показалось, что старик немного наигрывает, выдает себя за простака, выживающего из ума, хотя на самом деле понимает даже больше, чем я могу предположить.
— Ну это когда человек или вещь в мгновение ока переносятся в другое место. Далеко переносятся, за десятки или сотни километров, — пояснил я. — Не мог же я из вашей хаты попасть в столицу за пять минут!
Лука помешал большой ложкой в кастрюле, затем вытащил откуда-то старый дуршлаг с отколотой местами эмалью и принялся перекладывать исходящие паром вареники в дуршлаг. Завершив процесс, полюбовался на вареники, повернулся ко мне и, не выпуская из рук деревянную ложку, невозмутимо заявил:
— А ты, Марк, не в столицу попал. Ты во внутреннее время попал.
Он как-то торжественно произнес «внутреннее время», и я замер. Мое состояние было таким… нетерпеливо-волнующим. В дамских романах его обычно описывают как «он стоял на пороге открытия тайны».