Больше она никогда не вспоминала о своем предложении.
И сейчас, когда прошло 20 лет, я с большим любопытством спускался вниз. Настроен я был решительно и даже весело. Чуть ли не вприпрыжку выскочил в садик.
— Привет, — окликнула меня из беседки Ева. Я хорошо помнил, что в тот раз я легонько чмокнул подставленные для поцелуя губы, сейчас же я долго и смачно целовал ее пахнущий кофе рот, затем плюхнулся в кресло и с аппетитом стал завтракать.
Мой поцелуй не произвел на Еву никакого впечатления. Она бросила в рот карамельку и закрылась газетой как щитом. Я удивленно посмотрел на вазочку со сливочными конфетками: что-то я их не припомню в той реальности. Наверное, не обращал внимания.
— Что пишут? — щелкнул пальцем по The Times.
— Нифефо офобенного, — шепеляво из-за карамельки ответила Ева, бросила на меня короткий взгляд и снова уткнулась в газету.
— Как — нифефо? — передразнил я. — А разве там нет объявления о нашем бракосочетании? Я ночью его давал, должно там быть!
За газетой судорожно вздохнули. Потом Ева медленно сложила страницы и, прожевав конфету, спросила:
— Какое бракосочетание, Марк?
— Как какое? Как какое? — весело вскричал я. — А предложение руки и сердца? Я его принимаю и готов переехать в Лондон хоть завтра! Да я уже переехал, в общем — слетаю в Киев за зубной щеткой и трусами, и вот я уже твой навсегда. Ну давай, делай мне предложение по всей форме, как обещала — становись на колено, протягивай коробочку с кольцом на бархатной подушечке!
На Еву было жалко смотреть. Она потерянно выдавила:
— Марк… Ты, конечно, извини меня. Но… Я вчера поторопилась. Я… В общем, я передумала.
— За ночь передумала?
— Да.
— Почему?
— Потому что все, кого я любила, погибли. Рядом со мной опасно находиться. Я — черная вдова, Марк.
— Любимая, меня это не пугает, я с тобой, нам ничего не грозит, я буду тебя защищать всегда! — в лучших традициях водевиля горячечно воскликнул я.
— Нет, Марк, нет! — В ее голосе проскользнула досада. — Пусть все останется как было. Разве нам сейчас плохо?
Не без злорадства я наблюдал, как Ева выкручивается ужом на сковородке. Задать ей вопрос, который мучил меня все эти годы? Да что сомневаться — ведь для этого я и пил наливку деда Луки!
— Ева, посмотри на меня. Ева. — Я взял ее за подбородок и слегка притянул к себе. Она замерла — кошка, которую схватили за шкирку.
— У тебя есть еще кто-то, Ева? Не только я? Так ведь? — Она сердито дернулась — теперь это была кошка, пойманная на воровстве котлеты со стола.
— Марк, что за допрос? Ты мне не муж, так ведь?
— Жених, любимая! Ты ведь вчера сделала мне предложение!