Из Нью-Йорка мы полетели в Вашингтон, и там я познакомил Еву со своим знакомым журналистом — Дэниелом.
— Вы журналист? — радостно воскликнула Ева. — Да вы мне просто небесами посланы! Я ведь тоже журналистка, правда, несостоявшаяся, но это вопрос времени, я думаю.
— Уверен, вас ждет отличная карьера в журналистике, — жизнерадостно заверил Дэни.
Спустя пару месяцев Дэни приехал в Питер. Я попросил Еву показать гостю город, на что Ева отреагировала с таким энтузиазмом, что, как и в случае с кузеном, меня кольнуло предчувствие. Так и вышло. Дэни приехал — и влюбился в Еву. Она рассказывала об этом подчеркнуто-равнодушно, и это старательное безразличие наводило меня на мысль, что Ева имеет на американского журналиста виды.
Дэниел уехал, Ева наконец вступила в права наследства и засобиралась в Лондон. Она вникала в бизнес мужа, обрастала деловыми связями, и я подумал, что от незавершенного гештальта юности — журналистики — уже ничего не осталось.
Когда Ева переехала в Лондон, в наших отношениях ничего не изменилось. Я прилетал к ней, оставался на дни и недели, мы с наслаждением ходили гулять, смотрели театральные премьеры или выбирались на концерты рок-звезд.
В Лондон часто звонил Дэниел. Однажды Ева была в ванной, и я взял трубку домашнего телефона.
— Привет! — Дэни не удивился, услышав меня. После обмена любезностями он сказал:
— А ты знаешь, Ева отлично пишет!
— Где же она пишет? — поинтересовался я.
— Как, она разве не говорила тебе? Ведет колонки в одном издании Вашингтона!
Ева вышла из ванной, взяла трубку и ушла в другую комнату. Затем вернулась и, стянув с головы полотенце, произнесла:
— Дэни поверил в меня, в мой талант и помог устроиться колумнисткой в одну редакцию.
— О чем же ты пишешь? — Мне стало смешно, что богатая женщина, имеющая нефтяной бизнес, с такой гордостью говорит о своей колонке в американской газете.
Она уловила скепсис, сухо произнесла:
— Да так… Обо всем. Тебе будет неинтересно.
— А Дэни, значит, интересно! — вскипел я.
— Марк, ты что, ревнуешь? — расхохоталась Ева так искренне, что у меня отлегло от сердца. — Дэни всего-навсего мой приятель, и самое привлекательное для меня в нем — его профессия, больше ничего!
Наши отношения длились четыре года — начались в Питере, завершились в Лондоне. После того случая, когда Ева вечером сделала мне предложение, а утром словно забыла о нем, я ездил к ней еще четыре раза.
А потом Ева вышла замуж за Дэни и уехала в Вашингтон.
— Поздравь нас, Марк! — кричали они наперебой в трубку, когда у них родился сын. Я тоже кричал что-то жизнеутверждающее, пообещал немедленно выпить шампанского, однако, нажав кнопку отбоя, налил полстакана виски, сел в кресло и задумался. Почему она не повторила свое приглашение тем далеким летним утром? Как сложилась бы наша жизнь, если бы я не ждал от нее повторного предложения, а сам сказал, что решил остаться навсегда? Эта история под названием «Второго раза может и не быть» не давала мне покоя. Сладкая притягательность несбывшегося — завтраков в ресторанчиках Мэйфер, веселого рыжего спаниеля, благополучной и оттого незаметной совместной старости в особняке Лондона — мучила, часто не давая заснуть, укоряя насмешливым «Ну что же ты, ну как же ты все проворонил, а счастье было так возможно…».