…Тут же проснулся.
Секунду или две Симон не мог понять, где он. Он был не дома, не в клинике и не в гостевой комнате. Он уже был готов запаниковать, но тут увидел вышитые диванные подушки Тилии, и его сознание тотчас вернулось в реальность. Протерев глаза, он вытянул вперед онемевшую руку. Спина болела от неудобной позы на кушетке, побаливала и челюсть. Скорее всего, оттого, что во сне он опять скрипел зубами.
Симон взглянул на стенные часы. Было без нескольких минут полночь. Мальчик раздумывал, отчего он проснулся. То ли от того, что увидел во сне, то ли что-то его разбудило. Или кто-то?.. Он прислушался. И тут услышал тихий стук в окно. Симон огляделся, но не увидел ничего, кроме своего отражения в двери на террасу. Тогда он выключил торшер. В комнате стало темно, и он заметил перед дверью чей-то силуэт.
В свете луны он сразу узнал этот силуэт и, удивленный, поспешил к двери на террасу.
– Наконец-то, – сказала Каро. – Я уж думала, тебя не добудиться. Я минут пятнадцать пытаюсь разбудить тебя, а ты…
– Тс-с-с! – сделал знак Симон и посмотрел в коридор.
Если Тилия увидит, что к нему посреди ночи явилась девочка, с теткой наверняка предстоят разбирательства.
– Что ты здесь делаешь? – шепнул он.
– Мне нужно с тобой поговорить. Это действительно важно.
Симон снова огляделся. Ему показалось, он что-то услышал. Возможно, Тилия проснулась. Но это было всего лишь шуршание диванной подушки, скатившейся на пол.
– Это не может подождать до утра?
Каро отрицательно покачала головой:
– Нельзя дальше тянуть. Мы можем где-то спокойно поговорить? Есть кое-что, что тебе срочно следует узнать.
Они ехали на велосипедах сквозь приятную ночную прохладу к нижней окраине города. На берегу Фале Симон знал одно место, которое ему показал когда-то отец. Над ними, словно полог сказочной палатки, раскинулось усыпанное звездами небо. Огни города остались позади, гладкую дорогу озарял свет полной луны. Вскоре они добрались до места и съехали по узкой тропинке к самой кромке воды.
С облегчением Симон обнаружил, что за прошедшие годы место мало изменилось. Парковая скамейка с деревянным сиденьем, на которой Майк когда-то выцарапал ножом название своей любимой группы, стояла на прежнем месте, только теперь она была сделана из искусственного, более прочного материала. За скамейкой огромная ива свешивала к воде свои печальные ветви. Как и раньше, она напомнила Симону женщину, моющую в реке длинные волосы. Ветви ивы почти касались воды, их шевелил ночной ветерок. Шелест листьев походил на тихий шум дождя.