Ему потребовалось не больше пяти минут, чтобы собрать больничные пожитки. С момента катастрофы у Симона было при себе только самое необходимое: зубная щетка и паста, гель для душа, пара джинсов, пара футболок, нижнее белье – и все. Он сложил вещи в спортивную сумку, которую принесла ему Тилия, сунул туда же книгу под названием «Не переживай об этом, любимая» – также подарок тетушки – и застегнул молнию.
Прежде чем покинуть комнату, пять месяцев служившую ему домом, Симон еще раз взглянул на Леннарда. Как обычно, его сосед по палате сидел на своей кровати, смотрел в пустоту, очень громко слушая музыку через огромные наушники. Вероятно, чтобы заглушить голоса в голове.
Леннарду было восемнадцать, но со своими длинными дредами и подстриженной бородкой он выглядел лет на двадцать с лишним. Около двух лет назад он бросил учиться на пекаря, чтобы присоединиться к группе бродячих рок-музыкантов и играть на ударных. Однако стать музыкантом ему так и не довелось. Вместо музыки Леннард начал эксперименты с наркотиками, что обернулось легкой формой шизофрении. Так он стал членом «Почетного клуба чокнутых», по его собственному выражению. Он видел то, чего в реальности не было, и слышал хор голосов, которые, кроме него, не слышал никто.
«Это не какие-то чужие голоса, а голоса моих умерших родственников», – утверждал он. Его дядя, бабушка и дедушка, его отец, погибший от несчастного случая на стройке, – все они постоянно говорили с ним. Леннард создал теорию, что после смерти человек не попадает на небо или куда-то там еще, а продолжает жить в головах людей, которым был особенно дорог. В каком-то роде Симон был с ним согласен, хотя его временами и раздражало, когда посреди ночи сосед начинал дискутировать с мертвыми.
Симон провел ладонью перед лицом Леннарда, чтобы заставить его обратить на себя внимание. Прошло несколько секунд, прежде чем тот его заметил.
– Значит, сваливаешь? – сказал Леннард громко и снял наушники. – Они тебя наконец выписывают?
– Да, теперь палата принадлежит тебе одному.
– Не говори глупостей, дружище, – сказал Леннард, с улыбкой заговорщика потирая виски. – Я никогда не бываю один, ты же знаешь. Иногда их болтовня раздражает, но в целом это приятное чувство. Там, внутри, всегда есть кто-нибудь, хотя на самом деле никого нет. Быть фриком – это что-то.
– Да, в этом что-то есть, – согласился Симон, размышляя обо всех странных вещах, с которыми столкнулся в больнице.
Хотя у него остались Майк и Тилия, его не отпускало чувство внутренней пустоты и одиночества. Он не мог осознать, что у него больше нет ни дома, ни родителей, и, в отличие от Леннарда, он не слышал ничьих голосов. Где бы сейчас ни находились мама с папой, они были не с ним.