— Когда же это вы видели его? В котором часу?..
— Да поутру… Я там на полдня была взята…
— Куда же он потом скрылся?..
— Не знаю; кажется, ушел куда-то…
Андрюшка принялся, опустив голову, чертить на песке тросточкой буквы, совершенно незнакомые для Наташи, несмотря на то что она была грамотна.
— Какие это вы буквы чертите? — спросила она, с удивлением взглянув на него.
— Это?
— Да…
— Французское слово… je t’aime[1].
— Вы знаете по-французски?
— Конечно! — небрежно ответил подмастерье. — До того несчастия, которое заставляет меня тайно от всех вести эту жизнь, я учился… я был в высшем учебном заведении.
— А что значит это слово?
— То значит, что я хочу давно сказать вам.
— А что же?
— «Je t’aime» — значит «я тебя люблю».
Наташа побагровела и закрыла лицо руками.
В это время сидевший на краю скамейки какой-то господин встал и ушел.
Андрюшка, казалось, только и ждал этого. Он придвинулся и страстно заговорил:
— Да-да, я люблю вас, Наташа, знайте это!.. А вы?..
Он остановился, принял красивую позу и старался заглянуть в лицо молодой девушки ласковым взглядом; но его глаза не поддавались обману; они выдавали его, и в них светилась какая-то затаенная, мрачная мысль.
Но голосом Андрюшка владел в совершенстве; к тому же Наташа была слишком хорошенькая девочка, так что в этот момент он, может быть, и был искренним.
— А вы?.. А ты, Наташа? — тихо повторил он, мелодично вибрируя и силясь отнять от лица ее руки. Но вместо ответа Наташа вдруг открыла заплаканное лицо, быстро глянула по сторонам и, видя, что момент удобен, бросилась к нему на шею, горячо поцеловала его три раза в губы, в щеку и отвечала…
Андрюшка самодовольно захохотал; но тотчас же лицо его приняло прежнее выражение, отражавшее овладевшую всем существом его мысль. Он еще раз пристально поглядел в лицо молодой девушки, взглядом он как будто пытался выведать самые сокровенные тайны души своей собеседницы. Наташа выдержала этот взгляд и, как бы понимая его вопросительное значение, сама спросила:
— Что вы так смотрите на меня?
Андрюшка опустил голову и опять зачертил тросточкой по песку. Он собирался сообщить что-то, и это «что-то» было очень важно. По крайней мере, на наглом лице его впервые мелькнула тень смущения.
— Одно уж я сказал тебе, Наташа! — ласково, но чрезвычайно серьезно начал бывший воспитанник исправительного заведения. — Говорил я тебе и о другом, насчет моего прошлого; намекал на происхождение мое; тут есть тайна, которую я никому открыть не смел. Но теперь, сегодня, когда вышел такой случай, когда, так сказать, сама судьба устраивает все… я хочу тебе передать очень многое… Хочешь ты выслушать меня?