— До завтра? — спросил бывший мужчина ее мечты.
— Да, в то же время на том же месте.
Ленка вприпрыжку спускалась с гор. Она чувствовала себя красивой и легкой, она и была такой рядом с мужчиной ее мечты. Совесть совсем не мучила ее, хотя она только что нарушила один из своих малочисленных принципов: не надо, чтобы с тобой кому-то изменяли. «Тем более я была в его жизни еще до нее, — сказала себе Ленка, — так что будем считать, что это он с ней мне изменяет, а не ей со мной». На душе у Ленки было легко и весело, она почти смеялась.
Она пошла прямиком к морю, снимая футболку и сбрасывая на ходу кроссовки. Ей навстречу из моря выходил мужчина.
— Здравствуй! Меня Жан зовут.
— Жан… не француз, случайно? — пошутила Ленка.
Нет, не француз и даже не еврей, — парировал «нефранцуз».
— Ну что ж, у всех свои недостатки, — с сочувственной ухмылкой ответила Ленка.
— А ты, видимо, Лена. Подруга Маши и Люды.
— Ответ правильный.
— Буду звать тебя Аленкой, — несколько вызывающе заявил Жан.
— Замечательно! — двусмысленно ответила Ленка. «Буду радоваться, что не Ленком, Ленусей или, еще хуже, Ленусиком!» Ленка ненавидела все производные от своего имени, кроме «Ленка».
— Мне тоже кажется, что замечательно. — Нефранцуз сделал вид, что не заметил Ленкиного недовольства.
Ленка, конечно же, сразу поняла, что этот незнакомец и есть обещанный Валерин друг. Он вызвал у Ленки противоречивые чувства. В его внешности было все, что Ленка не любила, а внешность для нее играла почти самую важную роль. У нефранцуза была борода, а Ленка ненавидела бороды, даже если это была аккуратная и стильная трехдневная щетина. Его прическа была чем-то средним между «под Котовского» и «под ежика», а Ленку всегда раздражали лысые, лысеющие и бритые мужчины. Серые глаза Ленка считала верхом банальности, хотя у нее самой глаза были именно серые. Его осанка показалась Ленке неприлично правильной — будто кол проглотил. А в его манерах было все, что Ленка так любила в мужчинах: уверенность с едва заметным оттенком высокомерия, бархатный голос с еле слышными нотками сексуальности, пронзительный взгляд с плохо скрываемым оценивающим налетом. И все же было в нем что-то, что не позволило Ленке однозначно записать нефранцуза в разряд «гадов», «донжуанов» или «нахалов». Какая-то внутренняя сдержанность, которая в сочетании с внутренним стержнем делает мужчину совершенно неотразимым.
«Опять бабочки в животе залетали, — отметила про себя Ленка. — Наверное, все же съела что-то не то. Бабочку, например».
— Пойдем, Аленка, завтракать, тебя уже все заждались, — сказал Жан и совершенно неожиданно взял Ленку за руку.