— Бедное животное, — усмехнулся Теодор.
— Можем ехать! — Тони сбежала по лестнице.
— Мэри, где моя дочь? — заступил дорогу своей экономке Теодор Тейлор.
Дело уже шло к полудню, а вчера после возвращения в Кортленд он, на его взгляд, слишком мало общался с девочкой.
— Не знаю, сэр.
— Когда я уходил в контору, она была с тобой на кухне!
На темном лице Мэри не шелохнулся ни один мускул, и Теодор не знал, что делать дальше.
До того как он купил Кортленд, ему не приходилось вступать в контакт с аборигенами Австралии. В жизни городского белого общества они не играли никакой роли. Но здесь, в Квинсленде, они были у себя дома, без них невозможно было представить себе жизни на этой земле. Мужчины пасли скот, женщины вели хозяйство на фермах и сидели с детьми. Мэри прислал Теодору его управляющий. Он помнит свой испуг, когда увидел ее в первый раз. Где-то спустя месяц после переезда она просто выросла позади него на веранде. Откуда она появилась, убей бог, он не заметил. Маленькая сухая женщина неопределенного возраста. «Сэм подумал, вам нужна помощь», — просто сказала она тогда и тут же принялась за работу. Через несколько часов он не узнал свой дом. Мэри навела порядок и поджарила в гриле бараньи котлеты для него и Тони. «Тебя послало мне небо!» — улыбнулся он. «Нет, Сэм». Чувства юмора она была лишена напрочь. Потом вынула из духовки пирожки с мясом на ужин и так же незаметно исчезла.
Так и потекло их хозяйство по нужному обихоженному руслу. Завтрак они с дочерью готовили себе сами. А пока Тони была в школе в Миллерс-Крик, Мэри успевала убрать дом, постирать вещи, приготовить им обед и ужин и заполдень уходила домой, чтобы заняться собственной семьей.
От управляющего Теодор узнал, что Мэри жила одна с пятью детьми в поселке у реки. Ее муж ушел год назад для общения со своим племенем в традиционные странствия, которые аборигены устраивали по бушу. Но поговаривали, что его видели милях в трехстах от Клонкарри и вроде бы он живет с другой женщиной.
С тех пор Мэри жила на нищенское государственное пособие. Поэтому работа в Кортленде была для нее избавлением от непролазной бедности.
Как только Теодор об этом узнал, он повысил ей жалованье, а когда ездил за продуктами в Миллерс-Крик, закупал гораздо больше, чем она ему диктовала. Так что он мог просить ее взять домой половину жаркого или лишний горшок картофельного пюре, оправдываясь тем, что им столько не съесть. Он понимал, что Мэри видит его насквозь. Но оба делали вид, что эти подарки случайны, потому что ее гордость допускала только такую, косвенную, помощь. Они буквально каждый день добросовестно разыгрывали свои роли, и Теодор не раз спрашивал себя: кому и что он хочет этим доказать? Себе, что он хороший человек? Дочери, чтобы она им восхищалась? Или Мэри, в глазах которой он время от времени читал сострадание? Сострадание! Ха! Это было последнее, в чем он нуждался…