– Будет жаль еще больше, если она навсегда останется такой, как сейчас: безропотной, связанной правилами, которые придумала не она, вечно обрывающей себя на полуслове. Среди драконов и Старших все знали, что каждая самка – королева, вольная выбирать сама и следовать собственным желаниям. Вот чему должна научиться Тимара, если намерена и дальше мне служить.
– Служить тебе? Вот как ты себе это представляешь? Ты считаешь ее своей прислугой?
Многое изменилось, поняла Тимара, с тех пор, когда каждое слово Элис, обращенное к Синтаре, имело форму цветистого комплимента. Теперь же она, похоже, разговаривала с драконицей просто как женщина с женщиной. Интересно, это она сама так изменилась? Или же Синтара, вполне уверенная в их преданности, перестала растрачивать на хранительниц свои чары? Тимара улыбнулась, услышав, как Элис ее защищает, однако мгновением позже та поплатилась за нахальство.
– Разумеется, она служит мне. Или, по крайней мере, у нее есть для этого задатки, если ее дух обретет королевское величие. Какой мне прок от служанки, раболепствующей перед другими людьми? Как она сможет потребовать лучшего для меня, если вечно им уступает? Прежде, Элис, мне казалось, что ты тоже сможешь мне служить. Но в последнее время ты разочаровываешь меня еще сильнее, чем Тимара. И я не вижу, чтобы ты пыталась измениться. Возможно, ты уже слишком стара и не способна на это.
Обиду можно выразить и молчанием. Тимара вдруг поняла это, поскольку расслышала боль Элис, и та выдернула ее из темноты. Она не стала притворяться, будто не слышала их разговора, а сразу бросилась на защиту старшей женщины.
– Да с чего бы нам вдруг захотелось служить такому надменному, неблагодарному созданию, как ты! – выпалила Тимара, встав между ними.
– А, добрый вечер, мелкая проныра. Как тебе понравилось прятаться в темноте, подслушивая нас?
Враждебность так и рвалась из груди драконицы. Синтара буквально светилась от гнева. Ее окружило серебристо-голубое мерцание, исходящее из разросшейся бахромы у нее на шее. От света драконицы по платью Элис побежала металлическая рябь. Зрелище было захватывающе прекрасным: рыжеволосая женщина в искристо-медном наряде напротив серебристо-голубой драконицы. Они напоминали сцену из старинной сказки или с гобелена, и не будь Тимара так рассержена на Синтару, эта красота совершенно сразила бы девушку. Драконица ощутила ее восторг и принялась красоваться, расправляя крылья и встряхивая ими так, чтобы стало заметно их свечение. Переливчатые крылья сделались крупнее, чем помнилось Тимаре.