Е.В.: Любимые произведения нашего поколения.
М.Ш.: Не нашего, а наших родителей.
Е.В.: И моего, в общем. Я зачитывалась «Проклятыми королями».
Р.Т: Целый ряд архетипных представителей, исполнителей власти, присутствует в этом цикле семи романов. У… (неразб.), тамплиерах, падение династии Капетов. И та жизнь, поскольку речь зашла, мне очень понравилась, эта идея, север и юг, да? И перед нами то пространственно-геометрическое выражение культурологических определяющих качеств, разных воюющих за власть кланов и групп, то опять же конкретика — Нэд Старк и члены его семьи. Они все говорят, естественно, по-английски, но с северным акцентом. Далее вот эта Стена, о которой мы сегодня говорили, которая представляет собой очень мощную метафору того, о чём мы можем судить, — за Стеной находится Север, населённый всякими ужасами, и, конечно же, это напоминает любому читателю или зрителю, поверхностно знакомому с историей Британии, историю от древних кельтов до посещения болельщиками шотландской сборной Лондона в конце XX века. Здесь целый ряд опусов, которые мы можем найти в летописях, разных исторических романах.
Кроме того, в этой мегасаге у нас присутствует возможность вычитать комментарий по совершенно конкретным событиям в прошлом и в настоящем. Потому что в средневековой Японии борьба за власть в рамках американской политической системы, и российской, и китайской, а топосы всегда одни и те же. Другие институты, конечно же, другие идеологии, религии — представляют собой разницу. Перед нами поэтика борьбы за власть.
Е.В.: Я могу с вами только согласиться, но самое интересное — как политика борьбы за власть соотносится с этикой борьбы за власть? Соотносится ли она вообще с ней?
В.Б.: Мне всё время казалось, что Мартин, ну и сценаристы, которые делали фильм, постоянно проталкивали мысль, что как раз не соотносится. Потому что ты можешь быть рыцарственным, как Нэд Старк, можешь быть предателем, как Теон Грейджой, — и, в общем, хорошо тебе от этого не станет, цели своей ты от этого не достигнешь. Если брать именно материальную историю, то цель выживания и нормального самочувствия гарантирована только всевышней волей сценариста, всевышней волей автора, а всё остальное, в общем-то, не имеет значения. Потому что — ну кто фактически оказывается бессмертен? Тот, кто нужен для развития сюжета. Тот, кто принципиально важен…
Е.В.: Мизинца, они убили Мизинца! Как они могли? Вот не прощу. А Мартин его оставил в живых.
В.Б.: И у него Санса почему-то ещё жива, да.
Е.В.: Ну, она учится потихонечку. Вся в папу, условно.