В этот же период у меня возникла очередная любовь. Предметом любви была француженка по имени Лора, которая приехала в МГУ на короткое время для укрепления своих знаний в русском языке.
Как-то вечером мы с Лорой оказались в комнате общежития МГУ у одной из ее подруг — тоже француженки. Там собралась небольшая компания из француженок и наших ребят. Всё было прекрасно до тех пор, пока не раздался настойчивый стук в дверь. Было это уже после «часа пик» — двадцати трех часов. Девчонки предложили нас спрятать. Но мы поняли, что это наверняка оперотряд[1] — и они нас, конечно, выследили.
Хозяйка открыла дверь, и оперотрядчики предложили «советским гражданам мужского пола» покинуть помещение и выйти в коридор. Нас привели в комнату оперотряда, где потребовали предъявить документы. После проверки паспортов и стандартной разъяснительной работы отпустили всех… кроме меня, у которого по названным выше причинам паспорта с собой не оказалось. Из ближайшего отделения милиции вызвали машину, на которой меня туда и доставили. Начальника милиции на месте не оказалось — он должен был прийти только утром. Никакие объяснения успеха не имели, и я как был в своем цивильном костюме, так в нем и провел ночь на деревянной скамье «обезьянника».
В момент препровождения меня в милицейскую машину я заметил своего друга Володю Крысанова с рюкзаком за плечами, который почему-то быстро спрятался за колонну.
КРЫСАНОВ
Увидев бледного Заура в окружении оперотрядчиков, я очень занервничал, но тем не менее решил подняться на десятый этаж, который всегда называл «нашим этажом» (хотя моя комната была на девятом), чтобы выяснить обстановку. Но, оказавшись на месте, я не увидел никого из знакомых. Все разъехались. Кругом были только абитуриенты.
Тут я почувствовал, что очень голоден, ведь у меня с утра не было во рту ни крошки! Я поднялся в буфет, который, к счастью, еще работал, купил колбасы, кефира и хлеба, после чего, спустившись по лестнице на девятый этаж, прошел в свою комнату.
Комната не была заперта, как я ее и оставил. В гардеробе висели мои рубашки и костюм с двумя галстуками, там же стояли туфли. Всё как до моего неудавшегося исчезновения! И ключ оказался на месте — под подушкой дивана, как мы и договаривались с Зауром.
Я запер дверь изнутри, сел на диван и приступил к ужину, размышляя: «А надо ли мне вообще бежать? Здесь у меня друзья, скоро будет какая-никакая работа. И, возможно, по окончании ссылки в Тюмень я вернусь в институт Штернберга. На Западе же у меня никого нет. Языка я не знаю. Правда, говорю немного по-английски, но очень коряво! И что я там буду делать?» Видимо, давала о себе знать усталость от долгого и напряженного дня. Но вскоре мои мысли опять потекли в привычном направлении: «Нет, здесь оставаться нельзя. Лучше уж подохнуть на границе!»