Многие не хотели уезжать из Швеции. Кому-то удалось бежать и перейти на нелегальное положение, кто-то сумел жениться или устроиться на работу, получив таким образом разрешение поселиться за пределами лагерей. Но тех, кто еще находился за колючей проволокой, шведское правительство решило депортировать к октябрю 1944 года.
В закрытых снаружи вагонах, чтобы пассажиры не вздумали бежать, их повезли в порт Евле, откуда 10 октября 1944 года в Финляндию отправился первый пароход с девятьюстами интернированными. При этом газетам было запрещено писать о депортациях: жителям страны не следовало знать о том, что русским в Швеции отказали в праве на убежище.
«Момент истины» для нас, обитателей лагеря в Бюринге, наступил 1 октября 1944 года.
В тот день стояла теплая солнечная погода. Шведы приказали всем нам, находившимся в лагере «В», перейти в лагерь «А» для общего построения. Нас выстроили в одну шеренгу, и перед нами держал речь какой-то подполковник из посольства, стоявший в окружении шведских генералов.
Шведы объявили, что те, кто хочет остаться в лагере и не ехать в СССР, должны выйти из строя.
Все стояли, боясь шагнуть первыми. Я глаза опустил, вижу: у кого-то нога шевельнулась, и этот человек вышел из строя. В результате все тридцать четыре наших — вышли.
Тогда подполковник рассвирепел: «Нет, так не пойдет! Я с каждым в отдельности буду разговаривать!» И нас стали вызывать по одному в барак.
Главная атака пришлась на капитан-лейтенанта Барсукова. Во время разговора с ним представители посольства так орали, что их вопли разносились по всему лагерю. Лишь присутствие шведского охранника помешало им броситься на Барсукова с кулаками.
Вскоре лагерь «А» стал сворачиваться. Подогнали грузовики, которые заполнялись заработанным в Швеции добром: в кузов летели тюки материи, велосипеды, швейные машинки. Возвращающиеся, одетые в новые гражданские костюмы, прощались с нами, своими товарищами из лагеря «В». Недавние ссоры были забыты…
Вдруг, в марте 1946 года, меня и еще четверых оставшихся в Швеции советских военных моряков — капитан-лейтенанта Николая Барсукова, военврача Петра Фигурнова, матросов Николая Овчинникова и Алексея Зиновьева — арестовывают и помещают в следственный изолятор Нючепинга. Оказалось, что Москва обвинила нас в убийстве двух политруков в сентябре 1941 года и требовала выдачи преступников. Обвинение выглядело так:
«Как следует из тщательного расследования, обвиняемые не выполнили приказа вышестоящего командования о переходе тральщиков с Эзеля и Даго в Ленинград, убили своих политруков и дезертировали в Швецию. Этих лиц следует рассматривать как уголовных преступников, совершивших убийство советских граждан, а посему их надлежит выдать советским властям для суда в Советском Союзе».