Многие отметили, что с начала марта тысяча двести тридцать восьмого года царя всея Руси словно подменили. Юрий Всеволодович стал хмурый ликом и раздражительный характером, срываясь по любому поводу, так что окружающие старались как можно реже попадаться ему на глаза.
Все связывали изменение в поведении царя с непростой международной обстановкой, а именно неопределенностью с монголами, а также подозрительным шевелением европейцев. Даже на юге происходила какая-то подозрительная возня. Так, с конца прошлого года в Константинополь зачастили папские легаты, и по всем признакам стороны были близки к тому, чтобы создать церковную унию.
И лишь царица Агафья знала истинную причину такого нетипичного поведения мужа, что, как правило, вел себя со всеми доброжелательно, и как могла сглаживала негативные эффекты. Хотя и у нее на душе кошки скребли, а все из-за страшного словосочетания «инерция истории». Ведь в иной исторической последовательности ее мужа в начале марта должны были обезглавить в бою с монголами. И как она уже успела убедиться, как ни пытайся свернуть с курса, а история нет-нет да вернется в старую колею. И несмотря на те огромные изменения, что уже произошли, это не гарантировало того, что все не вернется на круги своя.
Что до унии Рима и Константинополя, то на первый взгляд этому ничего не способствовало, и поскольку в прошлой исторической последовательности подобного сближения церквей не было даже близко, то это сильно беспокоило. Ведь обеим сторонам, особенно Риму, что выглядело особенно удивительным, пришлось пойти на серьезные уступки в теологических вопросах.
Принимали участие в этом процессе также болгарская и сербская патриархии, ну и прочая епископальная мелочь в качестве статистов.
Русского патриарха даже не пригласили.
Зачем? Почему?
«Или дело лишь в том, что грекам удалось вернуть Константинополь, и Рим понял, что иначе не сможет взять эту территорию под свой контроль без установления унии, в то время как в другой исторической последовательности, когда продолжала существовать Латинская империя, а Никея слабела год от года под давлением Конийского султаната, шансы на это были», – размышлял Юрий.
Но все же ощущался какой-то подвох для Руси, при этом все, что мог царь, – это скрипеть зубами из-за осознания, что не может как-то повлиять на происходящие процессы.