Субэдэй, глядя на происходящее, испытывал удовлетворение, ибо выглядело все очень надежно и внушительно. Он ожидал, что русы в ужасе разбегутся от летящих на них огненных колес. Оно и понятно, что можно противопоставить таким снарядам? Ничего. Их не остановить.
Но каково же было его удивление пополам с разочарованием и даже досадой, когда пехотинцы русов, сохраняя самообладание, просто разошлись в сторону и пропустили огненные колеса через себя. Собственно, этого тоже было достаточно, чтобы внутрь ворвались всадники, русы при всем желании не смогут зарастить бреши, и конный поток в итоге размоет строй, как поток воды размывает дамбу, в которой образовалась течь…
Но оставшиеся стоять пехотинцы дали слитный перекрестный залп, и всадники, что готовились ворваться вслед за огненными колесами, в один момент образовали перед проходами огромные кучи из лошадиных туш и человеческих тел, что сильно помешало скачущим позади добраться до цели.
Арбалетчики подстрелили далеко не всех, и часть всадников, по несколько десятков, все же смогла прорваться внутрь, но только затем, чтобы бесславно погибнуть под стрелами и мечами русских дружинников и половцев, кои встретили «гостей» со всем «радушием».
Ратники же, воспользовавшись возникшей заминкой, пока всадники переберутся через завал из своих погибших и раненых товарищей, сквозь бьющихся в агонии коней, понукая своих скакунов, зарастили проходы, сноровисто восстановили целостность стены из щитов и копий, после чего начался интенсивный обстрел из арбалетов.
– Нет, этого не может быть! – ярился Субэдэй, не удержав маску бесстрастности. – Как они смогли так четко отреагировать?!
В принципе, состояние Субэдэя можно было понять. Он в своих тактических планах все еще ориентировался на циньскую пехоту, точнее, свой опыт сражения с данным родом войск в империи Цинь. А циньские пехотинцы, набираемые из простых забитых крестьян, зачастую насильно, коих кое-как обучали работать копьем и тут же кидали в бой с монголами, действительно могли в ужасе разбежаться от такого «подарка». Но у русов была совсем другая система комплектования и обучения.
Набирались исключительно добровольцы. Учитывая престижность воинского дела, таких более чем хватало. Тех, кто все же осознавал, что воинское дело не для него, а такое тоже случалось, не держали в рядах насильно, потому как лучше избавиться от слабого звена в самом начале, чем потом оно порвется в самый ответственный момент.
А те, кто идет в солдаты добровольно, сильно отличаются своим психотипом от тех, кого забривают насильно. Доброволец изначально готов к службе, трудностям, в них нет страха, точнее, они умеют его в себе подавлять, и из таких людей, знающих, на что идут, получаются отличные бойцы. Тем более, что обучают их не месяц-два, а годами, день за днем, неделя за неделей, прививая не чинопочитание, а дисциплину, к сожалению, многие путают эти понятия, что в итоге приводит к катастрофе…