Юрий Всеволодович не медлил, просто он не собирался провоцировать монголов на нападение раньше времени.
– А то ведь если вторгнуться в Булгарию, Батый наверняка впишется за своего союзника Ильяса, – объяснял он свою позицию своим братьям и сподвижникам, что также не понимали, почему царь не желает нанести завершающий удар по висящему над душой врагу.
– Но война с ними все равно неизбежна, – сказал Ярослав. – Так почему бы нам не ударить по ним, ведь мы сейчас сильны как никогда! Это будет очень быстрая война.
На это царь только хмыкнул.
«Ох уж этот комплекс маленьких и быстрых победоносных войн, которые в итоге разворачиваются в большие, долгие и не очень-то победоносные», – подумал он с горечью.
– Так только кажется, брат. Стоит нам только ввязаться в драку на востоке, как тут же полезут с запада. И если они все же полезут, то в нынешних условиях войну на два фронта мы не выдержим. Но Бог на нашей стороне, волей Его наши враги на какое-то время лишились своих поводырей, и, пока не появятся новые, у нас есть дополнительное время на подготовку. Так что не будем их провоцировать и потратим имеющееся время с пользой…
Дело в том, что в тысяча двести двадцать седьмом году вместе с Чингисханом умер папа римский Гонорий Третий, а новому понтифику Григорию Девятому требовалось некоторое время для того, чтобы взять под контроль церковный клир, избавляясь от соперников.
В Монголии также шли непростые выборы нового хана. Точнее, даже сразу четырех, потому как по завещанию Чингисхана его империю разделили между его сыновьями на четыре улуса. Толуй получил западную часть, Угэдэй – Джунгарию, Чагатай получил бывшее царство Кара – Кидан, Джучи, а точнее, его сын Батый – район севернее Аральского моря.