И вдруг Саша Каштенков произнёс:
— Всем внимание.
Говорил так, как говорит командир, но взводный не стал его перебивать.
Все ждали, что он скажет. Мощная камера пулемета позволяла ему прицельно стрелять на дистанции в три тысячи метров, он далеко видел.
— Ну не тяни, «пулемёт». Говори, что видишь? — подгоняли его нетерпеливые казаки.
— Червяков вижу, — не очень-то весело сказал Каштенков.
— Сколопендры? — уточнил взводный.
— Да, — говорил пулемётчик, не отрывая глаз панорамы прицела.
— Да чего ж ты тянешь, ну?
— Говори уже!
— Много? — серчали казаки.
— Много, — за пулемётчика сказал снайпер, он тоже смотрел в сторону юга.
— Много это сколько? — вставил Вешкин.
— Как воды в Енисее, — оторвавшись от прицела, ответил Каштенков.
— Чего? Так много?
— Так много.
— Урядник, — вызвал Акима прапорщик Мурашко, — ты их видишь?
— Никак нет, — отвечал Саблин.
— Ты там, на пандусе этом, первый стоишь, ты, если что, отходи к пулемёту.
— Есть, — ответил Аким.
— Держитесь там, казаки, — сказал прапорщик. — Может, червяки к вам туда не полезут.
«Держитесь там, казаки», — эту фразу Саблин слышал не один раз за свою жизнь. Он привык держаться. А теперь он был ещё и первый. Аким вздохнул и потянул из кобуры пистолет, снял его с предохранителя. На всякий случай. Пожалел, что не поставил мины, если их не использовать — всегда потом можно снять. А когда они стоят всё-таки спокойнее.
«Держитесь там, казаки». Он стал глядеть на юг, вниз, и ему показалось что-то, а может, и не было ничего, но дробовик с предохранителя он снял.
Пам-м-бам-бам…
Распаковали, значит, ленту пулемётчики.
Звуки стрельбы пулемёта гулкие, весомые. Ни с винтовкой, ни с дробовиком не сравнить. Двенадцать миллиметров, они когда пролетают рядом, не свистят как другие пули. Они словно в раздражении рвут проклятущий воздух, который мешает им лететь.
Фр-р-фр-р-ф-р-р….
Теперь они так будут лететь мимо Саблина вниз по песчаному склону. «Нужно осторожнее быть». От такой пули никакая броня не спасёт.
— Аким, ты там резко не выскакивай из своей щели, — тут же подтверждает его мысли Саша Каштенков.
— Принято, — говорит Саблин.
И тут же слышит взводного:
— Казаки, вы там, что начали уже?
— Начали, — отвечает пулемётчик, — пристреливаюсь.
— Червяки лезут к вам?
— Сюда идут.
— Ладно, быстрей бы уже колонна прошла, — говорит взводный. — Радист, что соседи говорят?
Радиста Аким не услышал.
Пам-м-бам-бам…
Саблин глядит на юг и видит, как из влажного песка тяжёлые пули выбивают высокие фонтаны. Но это далеко ещё. Далеко.
И вдруг что-то зашипело, совсем рядом, звук резкий, как из мощного компрессора. И Аким с удивлением увидал, как над его щитом, в метре от него, поднимается мерзкое бело-жёлтое полупрозрачное тулово. А над туловом голова коричневая и чернеют на ней рядами глаза-бусины, десяток, не меньше, а ещё чернеют кривые клещи жвал, такие мощные, острые, что ногу взрослому человеку срежут запросто, да ещё чернеют лапы-крючки по краям плоского тела. А между жвал болтается капля жидкости, такая чистая, как самая чистая вода бывает.