Никаких дел. Чтоб им пусто.
В десятке шагов от главных ворот он замедлил шаг, а там и вовсе остановился. Здесь начинался поворот направо, на главную аллею, и Алексеев видел, как по импровизированной площади, огибая клумбу, ещё только ждущую своих цветов, идёт девочка лет двенадцати в сопровождении гувернантки, судя по одежде, француженки. Должно быть, они среза̀ли путь от Сумской к Мариинской гимназии – в выходные дни занятия не проводились, но дважды в месяц, по воскресеньям, устраивались факультативы для особо одарённых учениц, где писались сочинения на иностранных языках.
Клумба. Ворота. Аллея.
Девочка с гувернанткой.
Голуби в небе.
Мизансцена была такой, что Алексеев ни секунды не сомневался: за девочкой следят трое. Один – он сам. Случайный прохожий, нюанс в мире подробностей, где нет ничего случайного. Вторая – гувернантка. Следит вполглаза, по обязанности.
Кто же третий?!
Голуби в небе. Девочка с гувернанткой. Клумба. Ворота. Аллея. По улице прогремела конка. Заржали лошади. Мизансцена изменилась, сделалась двусмысленной. За кем же всё-таки наблюдает этот третий лишний?
За девочкой?
Или за ним, Алексеевым?!
5
«Злоба его обратится на его голову…»
Это бес!
Бес жиганов подослал, больше некому. Страшится, чёртово отродье! Серебро – не свинец, от него бесу не уйти – вот и прикрылся шпаной.
Ничего, достану!
Клёст уже не бежал – брёл куда глаза глядят. Тащился калекой меж дощатых заборов и плетней, мазанок, бревенчатых домов, редких каменных построек. Ботинки вязли в грязи, ноги заплетались, отказывались держать. Когда силы кончились, он остановился, грузно привалился спиной, чтобы не упасть, к шершавому стволу липы, голой и понурой; перевёл дух. Приглушённые расстоянием, сюда долетали свистки городовых, крики.
Далеко. Опасности нет.
Непослушными пальцами он расстегнул пальто, а затем и пиджак. Правый бок был весь в крови. В нём поселилась тупая, дёргающая боль. Зацепили, сукины дети. Расстегнув и рубашку, Миша, морщась и бранясь сквозь зубы, ощупал рану. Пуля скользнула ниже рёбер, оставив память – жутковатую борозду. Слава богу, не застряла, и нутро, похоже, цело. Вот крови натекло порядочно, что правда, то правда. Сложив носовой платок, Клёст затолкал его под рубашку, прижал к ране. Старательно застегнулся: вроде, терпимо. И кровь больше не хлещет – так, сочится понемногу. Если повезёт, не обратят внимания – пальто и без того в грязи. Пятном больше, пятном меньше…
Что, бес? Думаешь, твоя взяла?!
Револьвер он где-то обронил, но это не имело значения. Главное, нож при нём. Клёст обтер лезвие о подкладку, подставил нож солнышку, выглянувшему из-за туч. Полюбовался искристыми бликами. Огляделся, уже привычно ориентируясь по куполам церквей.