Минутой раньше еврей пялился на Алексеевых, подобно остальным, но в отличие от других посетителей лицо его выражало полное удовлетворение. Складывалось впечатление, что он – дирижёр, а братья – скрипка с альтом, вступившие исключительно вовремя.
«Дирижёр? – Алексеев отвернулся, почуяв, что его внимание было перехвачено. – Персонаж бытовой комедии о нравах простонародья. Ошибся спектаклем и выскочил на сцену в оперетте из парижской жизни…» Вспомнились сапожник Ашот и разносчица газет, встреченная у нотариуса. Еврей, сапожник, разносчица. Между ними не было ничего общего. Тем не менее Алексеев поклялся бы, что усматривает здесь тайное сходство, общее сквозное действие, только не в силах опознать, какое именно.
Нервы, подумал он. А я ещё на Марусю грешил. Начать пить бром, что ли?
– Дай парусу полную волю, – повторил Юрий, когда песня закончилась. – Уговорил, окаянный. После обеда и поедем. У меня сани под отелем стоят, на двоих. И ножик булатный имеется, за пазухой. Сперва в аптеку заглянем, купим экстракт наперстянки. Знаешь ведь, у меня сердце.
– У всех сердце, – вздохнул Алексеев.
Иногда ему казалось, что жить без сердца намного проще.
– Брекекекс.
– Что?! – дёрнулся Клёст.
– Берите кекс, уважаемый. С пылу с жару, с изюмом, только что из печи. К чаю подойдёт замечательно!
– Ну, если с пылу с жару…
Ивовая кора не помогла, Мишу по-прежнему знобило. Зубы перестали стучать кастаньетами, и то ладно. В гостинице было натоплено от души, но пальцы на руках и ногах всё равно мёрзли. Да, ещё уши. Уши – особенно. С утра Миша чувствовал себя разбитым, постаревшим лет на десять. Вид завтрака, к счастью, немного его взбодрил: балык, румяные расстегаи, квашеная капуста с алыми каплями мочёной брусники, свежий хлеб с маслом. К чаю подали блюдечко малинового варенья. Живот после вчерашнего поста сводило от голода, но Мише кусок не лез в горло. Балык горчил, от капусты сводило скулы. Глотая, Клёст всякий раз вздрагивал: саднило горло. Сев поближе к самовару, он раз за разом подливал в стакан чаю. Горячий чай да малина – это было то, в чём Миша сейчас нуждался.
Он съел треть брекекекса, не почувствовав вкуса, допил чай и с усилием поднялся из-за стола. Пора в кровать. Пропотеть как следует, отоспаться до полудня – глядишь, попустит.
Заснуть не получилось. Клёст ложился, вставал, бродил по комнате, курил, кашлял. Пил отвар ивовой коры, дважды бегал в надворный деревянный клозет – чай с отваром давали себя знать. В итоге он собрался в город: купить немецкое патентованное средство «от простуды и лихорадки». Чёрт с ней, с ценой! Пусть его принимают за кого хотят! Человек заболел и готов платить несуразные деньги, лишь бы выздороветь.