– Так говорил Гамлет, но его поступки заставили меня в этом усомниться. – Он настороженно смотрел на меня. – Что означает ваше безумие?
– Ах, я доказываю распространенное мнение, что женщина слабее телом и умом, чем мужчина, и легко сходит с ума, когда ее настигает горе.
– Ваш ум не слабее, чем у любого мужчины. Зачем доказывать то, что неправда? – спросил Горацио.
– Это полезная ложь. Ибо ты видишь, что я, бедное простодушное создание, не отличающееся умом, безвредна, и поэтому мне тоже ничего не грозит, – объяснила я. Мне это казалось очевидным, но Горацио усомнился.
– Судя по той сцене, свидетелем которой я только что стал, ваше безумие заставляет правителей Дании бояться вас.
– Чего им бояться? – пожала я плечами. – Дания будет меня сторониться, и оставит меня в покое, этого я и хочу.
Горацио не позволил мне победить в этом споре.
– Пример Гамлета доказывает, что безумие, как магнит, притягивает к себе опасность! – произнес он так громко, как только посмел в нашем тайном убежище. – Вы себя обманываете. Вы не избежали опасности.
Я начала видеть здравый смысл в словах Горацио, и это заставило меня на несколько секунд замолчать.
– Тогда я покину Эльсинор, с его опасностями и обманами, и буду вести скромную жизнь, – сказала я. – Найду какую-нибудь незаметную деревню или домик в лесу.
– Клавдий не оставит вас в покое, – возразил Горацио, качая головой. – Потому что вы – жена Гамлета.
– Он не знает, что мы женаты. Или знает? – спросила я, внезапно испугавшись.
– Я ничего не сказал. Но, может быть, Гамлет проговорился перед тем, как его отослали прочь. Мы видели, каким несдержанным его делает безумие. А у Клавдия повсюду шпионы.
– Нет никаких доказательств нашего бракосочетания. Были произнесены слова. Вот и все. А слова уносит ветер, – с горечью ответила я.
– Все равно, вы – угроза для Клавдия, и он вас найдет.
– Ба! Он не узнал меня сегодня, хоть и прошел на расстоянии броска камня. Этот тиран не должен льстить себе, считая, что я отниму у него жизнь, потому что для меня она не стоит ни гроша, – резко бросила я голосом, полным ненависти.
– Мне тоже безразлична жизнь Клавдия, но я боюсь за вашу жизнь, – сказал Горацио.
– Посмотри на меня, я – ничто, – возразила я, внезапно меня опять охватило отчаяние. – А раз я ничто, у меня ничего нельзя отнять.
– Вы ошибаетесь, Офелия. Но я не настроен вести ученые споры.
– Моего отца убили, как крысу. И моя жизнь тоже стоит не больше, чем жизнь этого грызуна.
– Видит Бог, естественно, что вы оплакиваете отца, но не позволяйте горю лишить вас разума, – умоляюще произнес Горацио и взял мою руку в свои.