Смысл его слов, произнесенных низким глухим голосом, потряс Жозетту.
– Уже почти полночь. Поздно куда-либо уезжать. Ты можешь сделать это утром.
– Я не ребенок, Жозетта. И хожу по улицам Нового Орлеана в любое время суток. Ты должна знать, почему я решил покинуть твой дом именно сейчас.
Жозетта развернулась. Этот красивый, сильный, добрый мужчина, посещавший ее сны на протяжении многих лет, скоро уедет. Колени у нее подкосились, а по телу пробежала дрожь. Жозетта сомневалась, что воспоминаний о нем будет достаточно, чтобы наполнить жизнь радостью. Ей хотелось спросить, почему он так стремится покинуть Новый Орлеан, но она не имела на это права.
– Не знаю, почему ты не хочешь дождаться утра, но, полагаю, любое твое решение не должно иметь для меня большого значения.
Кэмерон нахмурился.
– И ты говоришь так после того, что между нами было? Посмотри на меня и скажи мне правду. Попытайся сказать, что случившееся между нами не имеет никакого значения. Я уезжаю сегодня потому, что не могу больше лежать в твоей постели и ночь за ночью ждать, когда ты ко мне придешь. Ждать, когда распахнется дверь. Ждать, что ты скользнешь под одеяло рядом со мной и…
– Кэмерон, не надо. – Жозетта положила руку на его грудь. Ей не стоило этого делать, потому что исходящий от Кэмерона жар просочился сквозь поры и согрел каждый дюйм ее тела. Жозетта опустила руку. Сейчас не время притворяться. Она должна сказать правду.
– Я… прошу, пойми, с моей стороны было бы глупо заниматься с тобой любовью и совсем не думать об этом. Скажу честно: я страстно желала тебя каждый день и каждую ночь, зная, что ты спишь в соседней комнате. Наши отношения становились все чудеснее с каждой новой встречей до такой степени, что я испугалась. Испугалась, что, если мы будем это продолжать, я просто не смогу смотреть, как ты поднимаешься на борт корабля и уплываешь от меня навсегда, как ты отправляешься навстречу новой жизни, которую обретешь бог знает где и бог знает с кем, а я останусь здесь наедине с пустой постелью и сладкими воспоминаниями.
В глазах Кэмерона вспыхнули эмоции, пестрые и непохожие друг на друга, как стеклышки калейдоскопа, складывающиеся в причудливые узоры. Господи, Жозетта едва дышала.
Кэмерон протянул руку, провел костяшками пальцев по ее щеке, заправил за ухо непослушную прядь волос, и его глаза наполнились грустью.
– Ты права. Мне не стоило желать от тебя слишком многого. Я был эгоистичен. Прости.
– Почему ты не можешь остаться жить в Новом Орлеане? – Господи, неужели она в самом деле попросила его остаться? Неужели посмела надеяться на совместное будущее, хотя с самого начала знала, что это невозможно. Не из-за того, кем они были, и не из-за совершенно разного образа жизни. А потому, что она являлась сестрой Соланж.