Возле двери встал, оглянулся. Бросил долгий, полный немого укора взгляд на Брока, с грустью и нежностью посмотрел на Сашеньку.
Девушка, не выдержав, шмыгнула носом. Сыщик демонстративно повернул голову к окну и стал что-то насвистывать.
– Не свистите, Олег Константинович, денег не будет, – глухо вымолвил Мирон, решительно распахнул дверь и под звон колокольчика скрылся за нею.
Брок облегченно выдохнул. А вот вдохнуть не успел. Колокольчик над дверью вновь испуганно звякнул, и в офис ворвался Мирон. Парня не было всего-то секунд пять, но за это время с ним произошли разительные перемены. Во-первых, он был теперь не бледным, а красным. Во-вторых, он трясся так, будто не секунды, а часы провел на морозе. В-третьих, глаза парня стали занимать чуть ли не пол-лица, а очки и вовсе заползли на лоб.
В мучимых жестоким тремором пальцах Мирон держал полученное «выходное пособие», размахивая им, словно матрос семафорным флажком.
– Чт-то?.. – заклацал зубами парень. – Чт-то эт-то?..
– Ну-ууу, батенька, – жалостливо пробормотал Брок. – Да ты совсем плох. Я подозревал, конечно, но чтобы до такой степени!
– Это деньги, Мирон, – испуганно вжалась в спинку стула Сашенька.
– Н-нет, вот эт-то что? – Мирону удалось наконец при-унять трясучку, и он сумел ткнуть пальцем в центр купюры.
– Это Большой театр, молодой человек! – нахмурился сыщик. – Стыдно, знаете ли…
– Я знаю, что это Большой театр. – Мирон перестал вдруг трястись и спросил почти жалобно: – А где государь?
– Кто? – дуэтом выдали отец с дочерью.
– Государь император Всероссийский, – не без торжественности в голосе произнес парень. – Его величество Николай Третий.
– Ах, император? – переспросил Брок, жестами показывая Сашеньке: звони, мол, скорей куда следует. – Николай Третий, вы говорите? Ну как же, как же! Конечно, любезный, как я вас понимаю! Второй был, а третьего – хоп! – и нету. Непорядок. Безобразие просто! Сейчас разберемся, ты только не волнуйся, Мироша. Присядь вон пока. Видишь, Сашенька уже звонит.
– К-куда? – вновь затрясся парень. Не столь сильно, как до этого, но все-таки ощутимо.
– Как это куда? Насчет императора осведомиться. Где, дескать, лежит у вас… то есть где он, куда подевался дорогой наш государь?
– Не ерничайте! – взвизгнул вдруг Мирон. – Государь – это свято! Неужели вы и впрямь предали Россию?..
Теперь уже и сам Брок схватился за телефон. Но, услышав, что Сашенька уже говорит в трубку что-то насчет императора, звонить передумал. Да и из Мирона словно разом выпустили воздух. Он сник, опустил голову. Руки его плетьми повисли вдоль тела. Из разжавшихся пальцев вылетела и желтым осенним листком опустилась на серый ковролин злосчастная купюра.