– А преторий? Откуда допуск?
– У меня его нет, – Двести Шесть поднял протез. Манипуляторы, встроенные в пальцы, раздвинулись и с щелчком сложились обратно.
Ах да, семь лет крио за взлом дронов легиона.
Луций тоже поднял руку. Чуть оттянул рукав, продемонстрировав имперскую метку.
– Управление Четвертой, декури… – Луций поправился. – Центурион Луций Цецилий.
– Я помню, кто ты, – отрезал Двести Шесть.
Луций кивнул. Ну да, официальную часть можно пропустить, кому сейчас нужны церемонии?
– Расскажи мне кое-что.
– Я ничего не знаю, центурион, – протянул Двести Шесть, глядя сверху вниз, из-под прикрытых век.
Луций подавил желание ударить.
Сперва с ноги.
Затем кулаком.
И мордой в стену, до хруста, до кровавых соплей…
– Насчет Сорок Пятой, – ответил ровно. – Говорила ли она об имманес?
Двести Шестой поморщился, словно что-то кислое попало на язык. Но молчал. Неужто не понимал всей важности происходящего?
Глубокий вдох, Луций. Глубокий. Не нужно сейчас драться.
– Может, она что-то упоминала. Любая мелочь может оказаться важной, может помочь нам, понимаешь?
Кулак свистнул у виска, Луций едва не пропустил удар. Вовремя отклонился и сразу же двинул в ответ, в челюсть. Двести Шестой покачнулся, тряхнул головой.
– Ты обещал отпустить меня, если я помогу с Аларихом! – проорал он. – Нас отпустить, мудак ты этакий! Лучше бы ты Алариха повязал!
Луций блокировал еще удар. Двинул ногой по голени, вывернул Двести Шестому руку. Ударить лицом о стену не успел – Двести Шесть резко откинул голову, метя крепким затылком в челюсть. Луций отвлекся, ослабил захват и марсианин вывернулся.
Гребаный «пес»!
Луций выхватил распылитель и наставил его на Двести Шестого. Тот быстренько вскинул руки.
– Давай, стреляй, чо! – Его глаза блестели нездоровым блеском. – Стреляй! Потрать на меня заряд! Лучше на меня, чем на инопланетное говно, верно?
Луций хотел послать его – или прострелить ногу для разнообразия, в воспитательных целях, – но не успел. Панели на стенах коридора вспыхнули все, как одна. Загудели, перезагрузились и зашипели помехами.
– Что за черт? – пробормотал Луций.
Помехи сменились звуком. Говорили двое. Голос первого был взволнованный, приглушенный каким-то шумом и стрекотом. Второго – неразборчивый, с одышкой. Луций представил себе дряблые щеки, вялые выпяченные губы, пару подбородков. Бокал вина в неверной пухлой руке. За таким бокалом, наверное, сейчас проводит время его отец в Центральной курии.
Странно, но за него Луций не беспокоился.
– Послушай, я не могу ничего сделать, – сказал тот, что с одышкой. –