— Это что такое?! — прорычал он, потрясая перед моим носом синими кружевными трусиками.
— Вам лучше знать, — пожала плечами я, сохраняя спокойный тон. — Это же вы купили.
— Не выкай мне, как будто я старик! — рявкнул Дейв. — Вот именно, я купил это ТЕБЕ! Так, почему они лежат в мусорке?!
— Вы купили ЭТО мне? — я выразительно посмотрела на тонкие веревочки, соединявшие переднюю и заднюю часть изделия. — Простите, я подумала, что вы просто ошиблись и отдали мне обрезки тканей, оставшихся от шитья…
— Хватит строить из себя дурочку! — перебил меня охотник, продолжая трясти женским бельем. — Я купил это для тебя, чтобы ты носила, потому что у тебя почти нет одежды! Что за неуважение к моим подаркам?!
Я отложила вышивку и не спеша встала с кровати. Осторожно забрала у него из рук трусики и, держа их двумя пальцами, покрутила и разные стороны.
— При всем уважении, Дейв, такое могут носить только падшие женщины, — спокойно ответила я, возвращая ему вещь. Охотник нервно облизнул губы и опасно навис надо мной, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать что-то неблагопристойное, но, видимо, не находил слов.
— Если тебе не понравилось, ты могла бы просто сказать мне это в лицо, а не выбрасывать новые вещи втихую, — прошипел он. Да, в его словах есть зерно правды, но я оказалась так оскорблена этим похабным подарком, что всерьез объяснять взрослому мужчине, почему не буду это носить, было выше моих сил.
— Вещи? — очень тихо повторила я. — Повторюсь, я думала, это обрезки ткани. Мне и в голову не пришло, что приличная женщина может носить такое, находясь в доме постороннего мужчины. Знаете, можно подумать, что подобными подарками вы на что-то намекаете, склоняете меня к чему-то. Это так?
Дейв ответил не сразу. Он странно усмехнулся, сверкая глазами, а белье зажал в кулаке.
— Я просто хотел позаботиться о тебе, — прохрипел он. — Не думал, что простой жест уважения к твоим потребностям окажется в мусорке.
— Вы даже представить себе не можете, как я благодарна вам за то, что позволили жить здесь, что лечили меня, что проявили человечность и заботу. Но если своим подарком вы пытались озвучить цену всего этого, — кивнула на зажатую к руке ткань, — то дайте мне всего час, и я исчезну из вашего дома. Пусть буду жить в лесу, пусть пропаду в столице, но я сохраню свою честь, — это звучало так пафосно, так громко, что мне стало не по себе.
Охотник замер со странным выражением лица. Казалось, он одновременно и понял справедливость моих доводов, и в то же время хотел поспорить. Мне было так обидно, так горько, что он и вправду может потребовать «плату» за проживание. Неужели вся его доброта и забота были лишь маской, и всё, чего он хочет — игрушку к себе в постель?