Он ответил на ее прикосновения. Подняв голову, встал на колени перед ней и гладил закованные в нежный нейлон ноги.
— Наверх, — его голос был хриплым, но нежным. — Время отплатить.
— Блеск в его глазах и улыбка, приподнявшая уголки рта, вызвали в ней волну волнения. Но она была уже слишком нетерпеливой, чтобы подниматься по лестнице.
— Я не могу ждать, — сказала она, когда ее дыхание стало частым и быстрым, словно у марафонца. Она откинулась назад на кушетке и стянула колготки, стараясь снять их с обеих ног сразу. Но Донован остановил ее, положив руку ей на бедро. Его указательный палец очертил контуры бледно-голубой татуировки стрекозы.
— Красивая. Изящная. Элегантная. Соответствует владелице, — сказал Донован шепотом, целуя тату. Затем он сел.
— Одна секунда. Не двигайся. — Он подошел к тому месту, где они бросили его куртку, и порылся во внутреннем кармане, достал презерватив и положил его на спинку кушетки. Затем забрался на кушетку, коленями раздвинув ее ноги, ладонь скользнула между бедер, потянув нижнее белье в сторону. Она устроилась поудобнее и через несколько секунд издала вздох. Она никогда раньше не чувствовала себя так близко к краю, никогда не чувствовала полную потерю контроля. Она жаждала соединения, хотела полностью подчиниться.
— О, Боже, Донован. Сделай это. — Ей показалось, что она умоляет. Она поняла, что, наверное, так и сделала. Эллен провела рукой по спинке дивана, пока не нашла маленький пакетик. — Пожалуйста, я хочу тебя. — Это был шепот измученного, она разорвала фольгу и вложила кусочек латекса ему в ладонь.
В течение нескольких секунд он неторопливо вошел в нее без промедления. Не дразня. Не давая заверений и не требуя их. Она оказалась в раю. Этого она хотела. Она чувствовала его потребность в ней и свою потребность в нем.
Эллен ухватилась за его спину, руки нашли его плечи, она оттолкнула его и потянула вперед, помогая построить импульс движения; она не хотела останавливаться. Это был чистый секс без запретов. Она никогда никого не хотела так отчаянно.
Тело подчинило разум, и головокружительное, мощное и почти невыносимое сладостное ощущение обрушилось на нее, когда она достигла кульминации, осознавая, что Донован приучил себя к совершенному сдерживанию. Она знала о крике, он прозвучал где-то вдалеке, это был ее собственный голос, но она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме всепоглощающего ощущения наслаждения, обладавшего каждой клеткой ее тела.
Возвращение было медленным; мягкие волны плескались в ее теле, дыхание выравнивалось, биение сердца замедлялось, и головокружение тихо таяло. Донован был измучен и лежал наполовину на ней, наполовину на кушетке. Он нежно поцеловал ее в щеку и убрал прядь волос с разрумяненного лица.