Это обстоятельство, безусловно положит конец их противостоянию на научной основе, рассуждал его коллега, профессор Голованов, и был конечно же рад этому. Он довольно долго жил, теша себя той мыслю, что нет человека – нет и мнения. Вот уйдет на пенсию старый профессор Светлов, и министерство направит в их университет молодого и более «продвинутого» преподавателя. Может даже он, Голованов, останется один из всей профессуры на целый ВУЗ, а здешние доценты, и, тем более, лаборанты, для его мнения были не в счет.
«А пока, уважаемый профессор Светлов, работайте последний год-другой в своей лаборатории, запудривайте студентам мозги «альтернативной энергетикой» и всякого рода чушью, вскоре вас здесь не будет, и вот тогда…»
«Хм, странно, но все-таки, что у него творится там в лаборатории? Над чем это трудится, вот уже долгие годы, наш старина Светлов?» – часто спрашивал себя профессор Голованов, и время от времени беспокойные мысли, возникающие по этому вопросу, снова не давали ему покоя.
Однако, как ни старался он разузнать о работах, ведущихся на враждебной ему территории, это ему никак не удавалось. Профессор Светлов рьяно охранял вверенную ему лабораторию, не пуская туда даже уборщицу. Время от времени в университете, конечно же, происходили плановые комиссии, но, даже благодаря им, удавалось выяснить весьма немного. Работы Светлова всегда проходили аккуратно, согласно имевшемуся графику, и все отчеты о проделанной им работе и экспериментах профессор сдавал вовремя.
Любопытство профессора Голованова постепенно стало утихать, и он даже перестал предпринимать попытки что-либо разузнать о тайной деятельности своего коллеги, когда грянул гром среди ясного неба. То, что случилось в тот день, заставило сильно взволноваться не только его самого, но и, очень скоро, весь научный мир в целом.
Однако давайте выясним все по порядку о тех невероятных обстоятельствах. Итак, это случилось в один из понедельников…
Не зря говорят, что первый день трудовой недели – самый тяжелый. Голова профессора Голованова болела сегодня сильнее обычного, и тому были веские причины.
Как правило, со временем у человека происходит привыкание к употреблению алкоголя: количество спиртного принятого за один раз постепенно увеличивается, голова не так болит по утрам, а тошнота и вовсе исчезает после регулярных «вливаний» лет эдак через пять. Но, тем не менее, профессор Голованов не умел пить водку. Невзирая на довольно частые праздники в большой семье, где только со стороны жены было с десяток сестер-братьев-дядей-тетей (не говоря уже про родню со своей стороны), «уничтожение» спиртных напитков давалось профессору с невероятным трудом. Каждый раз, собираясь с утра на работу после чьего-нибудь дня рождения, профессор Голованов, поскуливая в своей постели, слезно просил свою жену сделать ему какой-нибудь «компрессик на лобик». Затем он все-таки вставал, и, обычно не завтракая (так как это было чревато обратимостью процесса), с бледным лицом, и бешено колотящимся сердцем, спешил, как мог, на работу. Профессор был наделен лишним весом (впрочем, так же, как и большинство членов его многочисленной семьи), и даже его дети, любители мороженого и жареных цыплят, были эдакими «пухленькими ангелочками», как называла их не менее пухленькая бабушка – теща профессора, Татьяна Михайловна.