В подполковничьей палатке упал, глухо звякнув шпорой, один сапог, потом другой. Еще мгновение - и тот же быстрый голос уже не в палатке, а где-то тут, в двух шагах, сказал:
- Лей! Только не на плечи, а на голову!
Послышался плеск воды.
- Хор-рошо, помилуй бог как хорошо!
- У меня еще одно припасено, - сказал Степка.
- Молодчина! Валяй!
Снова шум воды, довольное покрякивание, топот босых ног.
- Есть не буду - ужинал у графа. Ступай, спи!
Бригадирский денщик, улыбаясь в подстриженные на гренадерский манер усы, пошел прочь.
"Ну и барин! - думал он. - Помыться в такую жару хорошо, слов нет, но помыться как пристало штаб-офицеру - в тазу, с мылом, с душистой водой. А он - из ведра. Ровно мужик, слезший с полка. И теперь завалится на сено. Чудак!"
И бригадирский денщик даже махнул рукой.
VI
После холодной воды приятно пощипывало тело. Веки закрывались сами. Устал за день. Хотелось спать. В голове - все то, что назойливо лезло целый день:
"Мне бы сорокатысячную армию и кроатов Лаудона! Плевал бы я на всех Даунов! Сегодня же - на Берлин! Хоть там впереди король, хоть черт, хоть дьявол!.. Царь Петр ведь говаривал: "Во всех действиях упреждать". Конечно же - упреждать, а не стоять так в нерешительности, как Салтыков!"
Суворов улыбнулся. "Ретирада" - подлое слово! И еще - обоз.
Перед глазами одна за другой замелькали тысячи повозок, палуб, телег...
- Александр Васильич,- тихо позвал Степка: ему было жалко будить барина в этакую рань.
Суворов всегда спал очень чутко. Проснулся, отбросил простыню.
- Ась?
- Казак с донесением. От Туроверова.
Суворов вскочил и, как лежал голый, так и выбежал из палатки.
Лагерь спал. Откуда-то снизу, из Кунерсдорфа, доносился одинокий крик каким-то чудом уцелевшего петуха. Долина за Большим Шпицем, озера - все в белом тумане.
У палатки - бородатый казак.
- Какие новости, дядя? - спросил Суворов.
- Пруссак переправился через Одру,ваше благородие.
- Где?
- У Горитца.
- Все? И артиллерия?
- Конница перешла вброд, а пехота и пушки по мостам понтонным.
- Так, так. Спасибо. Обожди, борода!
Суворов юркнул назад в палатку.
Степка хотел помочь барину одеться, но, как всегда спросонок, был дурак дураком: тыкался во все и только мешал. Барин за сапог - и Степка тогда за сапог. Степка хочет подать кафтан - глядь, а он уж в руках у барина.
Суворов вскочил, напяливая на ходу кафтан. Побежал.
У палатки главнокомандующего стояло двое часовых.
Один сладко спал, опершись о фузею, другой крепился.
- Кто идет? - заорал он больше для того, чтобы разбудить спящего товарища.